Лермонтов и комедия Грибоедова “Горе от ума”
27 ноября 1831 года в московском Большом театре шла впервые полностью комедия “Горе от ума”. Фамусова играл Щепкин, Чацкого – любимец московской молодежи Мочалов. Мочалов давал очень реалистическую трактовку образа Чацкого. В его исполнении это был живой, пылкий юноша. Исполнение, как это часто случалось с Мочало-вым, было! не совсем ровно, но даже самые строгие критики находили, что в Минуты наивысшего подъема он играл прекрасно. В годы юности Лермонтова комедия Грибоедова “Горе от ума” возбуждала исключительный интерес. По свидетельству
Публикация отрывков комедии в альманахе “Русская Талия” в 1825 году была встречена целой бурей. Хвалебные отзывы “Московского телеграфа” стремился заглушить негодующий голос “Вестника Европы”. Печать выражала два мнения: мнение фамусовской Москвы и Москвы передовой, прогрессивной.
Споры вокруг “Горе от ума” возобновились в связи с постановкой третьего
Первые обличительные выступления Лермонтова совпадают ПО’ времени с ‘постановками “Горя от ума” на московской сцене. Лермонтов как бы присоединяет свой юношеский голос к голосу Грибоедова. Он словно вторит монолог ам Чацкого. Стихотворение “Булевар”, первая сатира Лермонтова на московское светское общество, написано – в июле 1830 года. Драма “Странный человек”, которая является в своей сатирической части развитием замысла “Булевара”, закончена в июле 1831 года. “Странный человек” повторяет основную сюжетную композицию комедии Грибоедова. Следующий сатирический опыт Лермонтова – ” Новогодние эпиграммы”. Они написаны в конце декабря 1831 года, в момент наибольшего интереса к “Горе от ума”.
Поведение Лермонтова в жизни, с его колким сарказмом и едкими насмешками, которыми он с такой настойчивостью преследовал тупую самонадеянность, пошлость, спесь и невежество дворянского общества, получает новое освещение, если принять во внимание его юношеские впечатления от комедии “Горе от ума”, от ее постановки на сцене, ту атмосферу полемики вокруг комедии, в которой протекали годы юности поэта.
“Ознакомившись с Чацким, нельзя его не полюбить”,- писал в рецензии на постановку 3-го акта “Горе от ума” в “Московском телеграфе” старый знакомый Грибоедова В. Ушаков.
Напрашивается сравнение с Лермонтовым. Все близкие свидетельствуют о мягкости, простоте, естественности его обращения. Таким он был с друзьями. Какой задушевностью и теплом веет от его писем к Лопухиной, Верещагиной, – Раевскому, к бабушке или тетке Шан-Гирей. Близко познакомившись с Лермонтовым, нельзя было его не полюбить, но он становился зол и придирчив, когда видел вокруг себя пошлость и самодовольное невежество. Московский театр лермонтовской поры сильно отличался от театра времен Грибоедова.
В начале 20-х годов со сцены неслась холодная риторическая декламация, важно выступали величественные герои в плащах, с картонными мечами, в коронах из сусального золота. В конце 20-х годов в переполненном зале Большого театра публика рыдала на представлении мелодрамы Дюканжа “Тридцать лет, или жизнь игрока”, затаив дыхание, ловила каждое слово, каждый жест Мочало-ва в роли Фердинанда или Карла Моора.
Мочалов был подлинно московский актер. Он выражал московское свободомыслие. Резкой противоположностью ему был петербургский актер Каратыгин. Мочалова обожала московская студенческая молодежь. Холодным мастерством, изысканными манерами Каратыгина восхищалось петербургское светское общество. Карл Моор – герой “Разбойников” – был для передовой молодежи 30-х годов XIX века воплощением борьбы за справедливость, борьбы с тиранией и насилием. Устами героев Шиллера Мочалов со сцены московского театра призывал к свободе и человечности. Драмы Шиллера сильно искажала николаевская цензура.
“Разбойники” шли, к тому же, в неудачной переделке Сандунова. Об этом искажении Шиллера и неровности мочаловской игры говорит один из студентов, товарищей Владимира Арбенина в драме Лермонтова “Странный человек”: Вчера играли “Общипанных разбойников Шиллера. Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе. Случиться могло б, что я бы его видел вчера в первый и последний раз: таким образом он теряет репутацию”. Но студенты, в том числе и Лермонтов, часто бывали в театре, и отдельные неудачи Мочалова не могли лишить его в глазах молодежи заслуженной славы. В удачные мочаловские минуты публика на спектакле и плакала навзрыд, и хлопала до неистовства.
Театр был для Лермонтова неотъемлемой частью его повседневной московской жизни.
В автобиографической драме “Странный человек”, написанной в 1831 году, неоднократно упоминается театр. Герой драмы Владимир Арбенин вспоминает о встрече с любимой девушкой в театре: “…я видел ее в театре: слезы блистали в глазах ее, когда играли “Коварство и любовь” Шиллера!..” бывал в годы своей юности: “…на Широкой площади, возвышается Петровский театр’, произведение новейшего искусства, огромное здание, сделанное по всем правилам вкуса, с плоской кровлей и величественным портиком, да коем возвышается алебастровый Аполлон, стоящий на одной ноге в алебастровой колеснице, неподвижно управляющий тремя алебастровыми конями и с досадою взирающий на кремлевскую стену, которая ревниво отделяет его от древних святынь России!…” .
(1 votes, average: 5,00 out of 5)