Замысел “Горя от ума” Грибоедова
Замысел “Горя от ума”, по-видимому, возник у Грибоедова в 1816 г. Бегичев указывает, что “план этой комедии был сделан у него еще в Петербурге 1816 г. и даже написаны были несколько сцен; но не знаю, в Персии или в Грузии, Грибоедов во многом изменил его и уничтожил некоторые действующие лица, и между прочим, жену Фамусова, сентиментальную модницу и аристократку московскую… и вместе с этим выкинуты и написанные уже сцены”. Очевидно, подробности содержания комедии и форма пьесы определились у Грибоедова не сразу. Его собственное сообщение
Этот возвышенный замысел и самое определение его как “сценической поэмы” сопоставляли с “Фаустом” Гете, в котором сочетались элементы и драмы и поэмы. Нам думается, что Грибоедов замышлял создать произведение, по жанровому своему своеобразию подобное его замыслам стихотворных трагедий о Ломоносове и о 1812 годе. Последняя тема несомненно
В последующие три года Грибоедов вынашивал свой замысел и временами принимался писать комедию. В феврале 1819 г., обращаясь к Бегичеву, он отмечает: “Музам я уже не ленивый служитель. Пишу, мой друг, пишу, пишу, жаль только, что некому прочесть” ‘. Надо полагать, речь шла о “Горе от ума”. Известно также, что осенью того же года Грибоедов во время путешествия из Моздока в Тифлис читал отрывки своему дорожному спутнику молодому офицеру князю Д. О. Бебутову. “В продолжение этих дней,- пишет Бебутов,- приехал из Грозной Александр Сергеевич Грибоедов. Он был у Алексея Петровича Ермолова, в то время находившегося в экспедиции в Чечне, и возвращался в Тифлис; я с ним познакомился. Грибоедов доставил мне сведения о брате моем Василии, находившемся в той же экспедиции. Итак, от Моздока до Тифлиса мы ехали вместе и коротко познакомились. Он мне читал много своих стихов, в том числе, между прочим, и из “Горя от ума”, которое тогда у него еще было в проекте”.
В сентябре следующего 1820 г. Грибоедов получил неожиданный импульс к работе над комедией: он увидел “вещий сон”, как его назвал один из его друзей. Вот что рассказывает об этом “сне” сам Грибоедов в письме к неизвестному:
“Вхожу в дом, в нем праздничный вечер; я в этом доме не бывал прежде. Хозяин и хозяйка. Поль с женою меня принимают в двери. Пробегаю первый зал и еще несколько других. Везде освещение; то тесно между людьми, то просторно. Попадаются многие лица, одно как будто моего дяди, другие тоже знакомые, дохожу до последней комнаты, толпа народу, кто за ужином, кто за разговором, мы там тоже сидели в углу, наклонившись к кому-то, шептали, и ваша возле вас. Необыкновенно приятное чувство и не новое, а по воспоминанию мелькнуло во мне, я повернулся и еще куда-то пошел, где-то был, воротился; вы из той же комнаты выходите ко мне навстречу. Первое ваше слово: “вы ли это, А. С? Как переменились. Узнать нельзя. Пойдемте со мной”, увлекли далеко от посторонних в уединенную, длинную боковую комнату, к широкому окошку, головой прислонились к моей щеке, щека у меня разгорелась, и подивитесь вам труда стоило, нагибались, чтобы коснуться моего лица, а я, кажется, всегда был выше вас гораздо. Но во сне величины искажаются, а все это сон, не забудьте”…
“Тут вы долго ко мне приставали с расспросами, написал ли я что-нибудь для вас? Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от всякого письма, охоты нет, ума нет – вы досадовали.- Дайте мне обещание, что напишете.- Что же вам угодно? – Сами знаете.- Когда же должно быть готово? – Через год непременно.- Обязываюсь.- Через год, клятву дайте…- И я дал ее с трепетом. В эту минуту малорослый человек в близком от нас расстоянии, но которого я, давно слепой, не дови-дел, внятно произнес эти слова: лень губит всякий талант. А вы обернитесь к человеку: посмотрите, кто здесь?.. Он поднял голову, ахнул, с визгом бросился мне на шею, дружески меня душит… Катенин!.. Я пробудился”… “Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав, вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы (пополуночи), ему вторили, со всех мечетей, наконец, ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать и живо помню мое обещание; во сне дано, на яву исполнится.
Вслед за этим, действительно, знаменательным сном творческая работа Грибоедова над комедией оживилась. Два акта написаны им во время пребывания на Кавказе в 1821 -1822 гг. Многолетний исследователь жизни и творчества Грибоедова Н. К. Пиксанов в своей монографии “Творческая история “Горя от ума” убедительно показал, что уже в первых двух актах комедии воплощен весь основной ее “идейный” комплекс, свидетельствующий о близости ее автора к кругу декабристов. И первым слушателем комедии был Кюхельбекер.
В марте 1823 г. Грибоедов едет в Москву. Как вспоминает племянница Бегичева Е. П. Соковнина, в Москве писатель “продолжал отделывать свою комедию “Горе от ума” и, чтобы вернее схватить все оттенки московского общества, ездил на обеды и балы, до которых никогда не был охотник, а затем уединялся по целым дням в своем кабинете” .
Конец лета 1823 г. Грибоедов провел в тульском поместье Бегичева, где и закончил, в основном, свою комедию. “Последние акты “Горя от ума” написаны в моем саду, в беседке,- рассказывает Бегичев о творческой работе драматурга.- Вставал он в это время почти с солнцем; являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю. Проводил с нами вечер и читал написанные им сцены. Мы всегда с нетерпением ожидали этого времени”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)