Главная радость жизни в поэтике Твардовского
Молодость его была трудной, но было в ней много светлого, хорошего, что смог унести с собой в жизнь. И начинающим писателям он не желал легкой жизни. хотя по себе знал, как иные трудности могут отравить жизнь и что дальше будет все труднее, “как по-своему мне сейчас труднее, чем в моей трудной молодости”, но человек обязан “находить в себе силы одолевать трудности и обретать, может быть, главную радость жизни” .
Сам он, несомненно, умел “находить в себе силы”, чтобы обрести главную радость жизни:
И что мне малые напасти И незадачи
Не мимоездом, стороною Ее увидеть без хлопот, Но знать горбом и всей спиною Ее крутой и жесткий пот.
Перелистайте том писем Твардовского. Сколько таких крупиц понимания чужого горя, стремления облегчить чью-то беду, переложить, если можно, часть ее на свои плечи, найдете вы там! И это – лишь малая доля того, что делал в этом плане Твардовский. Однако все это не надо понимать так, будто был он прост и доступен. Часто бывал он труден не только для других – для самого себя. Многие вспоминают, что у него было сложное чувство собственного достоинства,
В одном из писем А. П. Чехов писал: “…когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором, даже сознавать, что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех. Его деятельность служит оправданием тех упований и чаяний, какие на литературу возлагаются. Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные настроения и течения. Без него бы это было беспастушное стадо или каша, в которой трудно было бы разобраться”‘.
Вероятно, то же чувство испытывали Ф. Абрамов и Ч. Айтматов, Я. Брыль и В. Быков, К. Воробьев и Ю. Трифонов, А. Прасолов и А. Жигулин – всех и не перечислишь, кому казалось “легко и просто быть литератором”, когда в литературе был Александр Трифонович Твардовский. Но почему был? Он есть и будет в литературе всегда.
Мнение Твардовского становилось для писателей законом, от него исходила некая притягательная сила, не поддаться которой было невозможно. Это был “огромный духовный костер, который обогревает нас и сегодня, – писал Федор Абрамов. – Не знаю, ктокак, а я и сегодня,- когда пишу – с кем советуюсь, на кого оглядываюсь? На Твардовского”1
Многое видел и предвидел Твардовский, вот почему его строка отзывается через 20, 30 и 40 лет. Кто в наше время не слышал о книге Светланы Алексиевич “У войны не женское лицо”? Сейчас вышла и другая ее книга – “Последние свидетели”. Обе книги – одного жанра, которому нет пока точного определения. Более двух десятилетий назад Твардовский написал стихотворение, оставшееся почему-то в “пасынках”:
Лежат они, глухие и немые, Под грузом плотной от годов земли – И юноши, и люди пожилые, Что на войну вслед за детьми пошли, И женщины, и девушки-девчонки, Подружки, сестры наши, медсестренки, Что шли на смерть и повстречались с ней В глухих краях иль на родной сторонке…
И еще раньше “на той войне незнаменитой” поэт понимал, очень хорошо понимал, что “у войны не женское лицо”. Разве не о том стихотворение “Письмо”? О враче, недавней выпускнице института, что “в пути (войны) возмужала, стала крепче чуть-чуть”, “а бывало – нет сил. Первый раненый, помню, мне воды подносил”? И на это слово Твардовского позднее откликнулась Светлана Алексиевич.
Эпиграфом к произведениям Алеся Адамовича и Янки Брыля, Василя Быкова и Даниила Гранина, Вячеслава Кондратьева и Константина Воробьева, да просто ко всему периоду нынешней советской литературы можно с полным правом поставить строки Твардовского: “Суда живых – не меньше павших суд”. И не случайно, выступая в Останкинской студии на творческом вечере, Федор Абрамов назвал нынешний период в нашей литературе – периодом Твардовского
“Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые”. Чем-чем, а “роковыми минутами” наша эпоха не обделена. Твардовский прекрасно понимал это. И в наши дни с особой силой по-новому зазвучали многие строки поэта, датированные 50-60-ми годами. Нещадно изобличающие, бичующие бюрократизм, очковтирательство, показуху: “И вели за шагом шаг эти знаки всуе, без отрыва от бумаг дальше указуя”, “и особый наш уклад, что от мала до велика все у нас руководят” или “обозначено в меню, а в натуре нету”. Немало таких строк и в посмертно опубликованной поэме “По праву памяти”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)