Первые стихи и заметки Твардовского
Появляться в печати заметки начали с 1925 года. Авторитет юноши возрос. “Это делало меня, – вспоминает он в автобиографии, – рядового сельского комсомольца, в глазах моих сверстников и вообще окрестных жителей лицом значительным”. К молодому селькору стали обращаться с просьбами написать о неполадках, приходили с жалобами на несправедливость начальства. А вскоре появилось и первое стихотворение – “Новая изба”. Напечатано оно было в воскресном номере газеты “Смоленская деревня” 19 июля 1925 года:
Пахнет свежей сосновой
В ранних стихах юного поэта было нечто такое, что отличало его от сверстников. Он не искал красивых одежек для слова, а давал его как бы обнаженным, однако таким точным, чистым, родниковым, что изображаемый мир становился понятен любому. По словам молодого смоленского поэта С. Фиксина, “истинную цену простому и точному эпитету мог определить тогда,
В марте 1926 года в Смоленске проходило два совещания селькоров: уездное и губернское. В числе делегатов – пятнадцатилетний селькор из Переснянской волости Саша Твардовский. На одном из вечерних заседаний объявили о выступлении Исаковского со стихами, посвященными съезду. Однако таких стихов у Исаковского не оказалось, он просто прочел свои стихи. Ободренный простотой и доступностью всего облика известного поэта, юный селькор отважился подойти к нему в конце заседания. Эта встреча запомнилась и Михаилу Васильевичу, понравились ему и Сашины стихи. Попытаемся восстановить события по смоленским газетам тех лет.
Но сначала несколько слов об уездном совещании. Саша Твардовский уже тогда не умел быть сторонним наблюдателем. Чувствуя себя “за все в ответе” – он и выступил на первом в жизни общественном форуме. Было это 25 марта. Горячее, страстное цистумление, полная уверенность в своей правоте, проникновенность и убедительность привлекли внимание собравшихся. Вот что сообщала по этому поводу газета “Смоленская деревня”: “Селькор Твардовский… указал на недопустимое отношение к пересылке газет. У них в сельсовете газеты залеживаются очень дол 1-ое время, идут на раскурку. Нужны самые энергичные меры в отношении лиц, которым поручена пересылка газет, особенно это касается сельских Советов…”
На выступление Твардовского ответил помощник прокурора: “Подобное отношение к газетам со стороны работников сельсовета граничит с преступлением, которое карается по той же статье, что и хулиганство” (Смоленская деревня). Слова помощника прокурора, его поддержка выступления Саши возымели свое действие: в октябре в рубрике “Доставка газеты улучшается” была напечатана заметка “Доставка аккуратна” за подписью: “Ал. Твардовский”. И это – не первый пример его борьбы за порядок: много раньше в той же газете (1925, 15 октября) юный селькор остро ставит вопрос о своевременной доставке газет подписчикам, отмечая халатное отношение одного из председателей сельсовета к этому вопросу (“Кто губит газеты?”), писал и об иных неполадках. Для подобных поступков одного чувства ответственности мало – в те годы особенно – тут смелость нужна, отвага.
На втором губернском совещании, начавшем свою работу тотчас после уездного, Саша встретился с Исаковским. Тогда же, вероятно, договорились, что новые стихи он привезет в Смоленск несколько позже. И вот, “собрав с десяток стихотворений”, Твардовский едет в Смоленск к М. В. Исаковскому. “Принял он меня приветливо, отобрав часть стихотворений, вызвал художника, который зарисовал меня, и вскоре в деревню пришла газета со стихами и портретом “селькора-поэта А. Твардовского”.
Стихотворение, привезенное юношей, более подходило по тематике не той газете, где работал Исаковский (“Рабочий путь”), а находившейся в том же помещении “Смоленской деревне”. Там оно и появилось 21 сентября вместе с рисунком (художник Н. Фомичев). Газетную публикацию предварял эпиграф:
Много песен стало в нашем крае. Все поют о пламенном, большом. Кто о чем, а я – об урожае. О своем, Мужицком, О родном.
Кто автор эпиграфа? Не исключено, что сам Твардовский, – эти строки очень характерны для его творчества. Работавший в те годы в библиотеке сельской школы Иван Прокофьевич Иванов вспоминает, как однажды подростки пришли в библиотеку и попросили “Конька-Горбунка”. Некоторое время спустя стал он библиотекарем в Белкинском народном доме. “Почти каждый день, – пишет он, – приходили ко мне Саша и Коля. Они не только брали книги, но и помогали мне – писать лозунги, выпускать стенгазету, заполнять каталожные карточки”.
Сразу же после губернского совещания селькоров, под влиянием выступавших “собратьев по перу” и движимый собственным чувством, Саша написал статью “На бурого вали… А если “бурый” вывезти по может”. Всю жизнь Александр Трифонович вел дневники. Первая дошедшая до нас запись датирована 16 октября 1926 года. Время сберегло этот ценный документ.
“У Мефодьки есть книга приключенческих рассказов. Хочу взять, а с другой стороны, думаю: не нужно. Все эти страхи, вся эта дребедень, против которой я не надеюсь удержаться, вскружит мне голову, замутит ту спокойную, своеобразную поэзию чувств: хаты, амбары, поля, гумна… Деревенское затишье… Я знаю, что мне нужно читать: Касаткина, Подъячева, Горького, Неверова и других крестьянских писателей. У них я найду неисчерпаемый источник любви к серым крышам…”.
Автору этих размышлений едва минуло шестнадцать. Скажите, многие ли в этом возрасте так отчетливо представляют главную цель своей жизни? Умеем ли мы беречь столь драгоценную и невосполнимую вещь – время? Увы, не часто. Саша Твардовский умел. Умел с той поры, как осознал главное призвание души. Там, в далеком Загорье, рос мальчик, “чья внутренняя духовная жизнь уже в ту раннюю пору привлекает своей напряженностью, насыщенностью, остротой мировосприятия и драматизмом исканий”.
К великому сожалению, в 1933 году Твардовский уничтожил многие страницы ранних дневников, и мы можем лишь сожалеть об их утрате.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)