Трагичен ли образ Гамлета?
Ведь так часто это оспаривается. Спрашивают, разве Гамлет не падает духом от малейшей неудачи, разве не растрачивается впустую весь его пыл, не попадают удары его мимо цели? Да, но это потому, что хочется ему большего, чем он в состоянии выполнить, и потому отвага его растрачивается впустую. Ведь самое страшное в трагедии Гамлета – не столько преступление Клавдия, сколько то, что в Дании за короткое время свыклись с деспотизмом и рабством, грубой силой и тупым послушанием, подлостью и трусостью. Самое страшное в том, что свершившееся злодейство
Прежде чем совершить злое дело, человек ждет, пока у него “совесть” утихомирится, пройдет, словно немочь. У кого-то пройдет. У Гамлета – нет, и в этом его трагедия. Не в том, разумеется, что Гамлет не хочет и не может стать бессовестным в понятиях нашей, нынешней нравственности. Трагедия в том, что ничего другого, кроме вроде бы раз и навсегда отринутой зависимости от потустороннего, нечеловеческого авторитета, он не находит для опоры и действия, для того, чтобы поставить на место “вывихнутые суставы” эпохи.
Гамлет не раз на протяжении песни имел возможность покарать Клавдия. Почему, например, он не наносит удар, когда Клавдий молится в одиночестве? Потому, установили исследователи, что в таком случае, согласно древним поверьям, душа убитого отправилась бы прямо в рай, а Гамлету необходимо отправить ее в ад. Будь на месте Гамлета Лаэрт, он бы не упустил случая. “Оба света для меня презренны”1, – говорит он. Для Гамлета – не презренны, и в этом трагизм его положения. Психологическая раздвоенность гамлетовского характера носит исторический характер: ее причина – двойственное состояние “современника”, в сознании которого вдруг заговорили голоса и стали действовать силы других времен.
Как бы ни были популярны другие пьесы, ни одна не может соперничать с “Гамлетом”, в котором человек современной эпохи впервые узнавал себя и свои проблемы. Литературная полемика вокруг образа Гамлета Количество интерпретаций всей трагедии и особенно характера ее главного героя огромно. Исходной точкой для непрекращающейся и по сей день полемики, стало суждение, высказанное героями романа Гете “Годы учения Вильгельма Мейстера”, где прозвучала мысль о том, что Шекспир хотел показать “великое деяние, тяготеющее над душой, которой порой такое деяние не по силам… здесь дуб посажен в драгоценный сосуд, которому назначение было лелеять в своем лоне только нежные цветы…”
С Белинским согласились в том, что Гамлет – образ, имеющий всеобщее значение: “…это человек, это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле…”
С Гете начали спорить, и все настойчивее, с завершением романтического периода, доказывая, что Гамлет не слаб, а поставлен в условия исторической безысходности. В России такого рода исторический поворот мысли был предложен уже В. Г. Белинским. Что же касается слабости Гамлета, то, находя своих приверженцев, все чаще эта теория встречалась с опровержением. На протяжении XIX в. суждения о Гамлете касались, прежде всего, выяснения его собственного характера. Сильного или слабого; самопогруженного, представляющего, прежде всего самоанализ, “эгоизм, а потому безверье”, в противоположность нравственному идеализму Дон Кихота.
Таким его увидел И. С. Тургенев в знаменитой статье “Гамлет и Дон Кихот “(1859), еще десятью годами ранее дав современное воплощение вечного образа в рассказе “Гамлет Щигровского уезда”. В английском шекспироведении, напротив, утвердилась традиция видеть в случае с Гамлетом трагедию, пережитую нравственным идеалистом, вступившим в мир с верой и надеждой, но болезненно потрясенным гибелью отца и изменой матери. Именно такую интерпретацию предложил в своей классической работе “Шекспировская трагедия” А. С. Брэдли (1904). В каком-то смысле углублением и развитием этой концепции явилось фрейдистское прочтение образа, намеченное самим Фрейдом и подробно разработанное его учеником Э. Джоунзом, в духе психоанализа представившим трагедию Гамлета как результат Эдипова комплекса: неосознанной ненависти к отцу и любви к матери.
Однако в XX веке все чаще стало раздаваться предупреждение, которым начал свое знаменитое эссе о трагедии Т. С. Элиот, сказавший, что “пьеса “Гамлет” – первостепенная проблема, а Гамлет как характер – только второстепенная”1. Понять Гамлета – значит понять законы художественного целого, в рамках которого он возник. Сам Элиот счел, что Шекспир в этом образе гениально угадал рождение человеческих проблем, настолько глубоких и новых, что не смог ни дать им рационального объяснения, ни найти для них адекватной формы, так что в художественном отношении “Гамлет” – великая неудача. Около этого времени в России начинает складываться анализ трагедии “Гамлет” с точки зрения жанровой структуры, проведенной Л. С. Выготским.
Задавая вопрос: “Почему медлит Гамлет?” – замечательный лингвист и психолог ищет ответ в том, как, согласно законам построения и воздействия трагедии, в ней сосуществуют фабула, сюжет и герой, приходя в неминуемое противоречие. И в этом смысле “Гамлет” не нарушение жанра, а идеальное осуществление его закона, определяющего для героя в качестве неизбежного условия существование в нескольких планах, которые он тщетно пытается свести и сводит лишь в финале, где акт отмщения совпадает с актом его собственной смерти. Гамлет – герой интеллекта и совести, и этим он выделяется из всей галереи шекспировских образов. Только в Гамлете соединились блестящая цивилизованность и глубокая чувствительность, усовершенствованный образованием ум и ничем не поколебленная нравственность. Он ближе, роднее нам, чем все другие герои Шекспира, и силой своей и слабостью. С ним гораздо легче мысленно подружиться, через него как бы сам Шекспир непосредственно общается с нами. Если Гамлета так легко полюбить, то это потому, что в нем мы чувствуем в какой-то мере себя; если иногда так трудно его понять, то это потому, что мы и себя не совсем еще хорошо поняли.
В конце пьесы Шекспир последний раз взвешивает соотношение сил. Но как измерить эти силы, если все герои мертвы? Моральную победу одерживает один Гамлет. Автор указывает, что борьба не завершена, что разрешение конфликта – в будущем. За несколько минут до смерти Гамлет завещает Горацио поведать людям о случившемся. Они должны знать о Гамлете, чтобы следовать его примеру, чтобы “сразить противоборством” зло на земле и мир-тюрьму превратить в мир свободы.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)