Игорь Северянин – псевдоним Игоря Васильевича Лотарева
Сам Игорь Северянин писал свой псевдоним через дефис: как первое и второе имя, а не имя и фамилию. Свое творчество Игорь Северянин определил как футуристическое. Выпустивший к 1910 году уже 35 стихотворных брошюр за собственный счет, он нуждался в имени. Как нельзя кстати подошло “эгофутурист”, что означало просто “я в будущем”. Так появился подзаголовок к поэзе “Рядовые люди” в сборнике “Ручьи в лилиях” (1911). К 1911 году вокруг Северянина сформировалось уже некое литературное объединение – “эгофутуризм”, куда вошли
Это течение было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декадентства, доведения до безграничных пределов “песенности” и “музыкальности” стиха Бальмонта (как известно, Северянин не декламировал, а пел на “поэзоконцертах” свои стихи), какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего эгоцентризма. Это соединялось с прославлением современного города, электричества,
Северянин резко и однозначно заявил о себе и своем месте в литературе того периода. Его личный манифест – эпилог к первой книге его “поэз” “Громокипящий кубок”:
Я, гений Игорь-Северянин… Я прогремел па всю Россию…
Эта строчка, воспринятая без контекста стихотворения и целой книги, во многом определила основной тон отношения широкого читателя к Игорю Северянину – ироническую усмешку превосходства. “Северянинщина” в нашем представлении выступает как некий апогей самомнения и самовосхваления – того, что никогда не славилось в российском обиходе.
Но сводить все его многообразное творчество лишь к этой позе самопровозглашенного “гения” – очевидная несправедливость…
Моя двусмысленная слава
И недвусмысленный тшшнт…
Игорь Северянин известен как создатель неологизмов и словесных диковинок (“И что ни слово – то сюрприз”), как автор манерных “хабанер”, “прелюдов”, “ми-ньонетов”, “вирелэ” и прочих изысканных поэтических форм, как изобретатель “гирлянды триолетов”, “квадрата квадратов”, “дизеля”, “лэ”…
Уже в первых стихотворениях поэта появляются контуры его “грезового царства”: “Я – царь страны несуществующей…”. Позже эта страна обрела поэтическое название – Миррэлия. Грезо-фарсовая сторона творчества Северянина, свидетельствующая о необыкновенной виртуозности поэта, может создать впечатление усложненности его стихов.
Но это впечатление будет обманчивым. В сущности, “футурист” Северянин весьма прост и даже примитивен. Если внимательно вчитаться в его “поэзы”, то непременно обнаруживаются черты изначальной художественно простоты. Это можно увидеть и в названиях – “Примитивный романс”, “Элементарная соната”, “Четкая поэза”…
Говоря о творчестве Игоря Северянина, хочется употреблять не термин “эгофутуризм”, а “эгосеверянизм”. Многие критики сходились на том, что собственно футуристического в поэзии Северянина довольно мало. В рамках “эгофутуризма” Северянин продержался недолго. К 1913 году первоначальное объединение распалось, поэт печатно отказался от “эгофутуризма”. Пропаганда “вселенского эгоизма” как “единственной и правдивой жизненной интуиции” привела и самого Северянина к позиции независимости от каких бы то ни было литературных групп. Северянину удивлялись, к нему привыкали. Он не избежал участи многих поэтов-современников – самоповторения. Тем более что писал он быстро и много. Над ним уже довлела слава, а неразборчивые вкусы публики волей-неволей начали проникать в творчество…
В 1922 году В. Брюсов вынес Северянину “жесточайший приговор”: “Северянин чрезвычайно быстро “исписался”, довел, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приемов до шаблона, развил в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности, утратив ее достоинства, стал приторным и жеманным и сузил темы своих “поэз” до маленького круга, где господствовали… салонный эротизм и чуждый жизни эстетизм”.
Однажды А. Блок в своем дневнике записал, размышляя об особенностях Северянина-поэта: “Это – настоящие, свежий, детский талант”. О “детском” мировосприятии говорил и К. Чуковский. Он сравнивал неологизмы Игоря Северянина с детским языком, отмечая схожесть его неологизмов и детского словотворчества. “Это не укор Северянину, а большая ему похвала”, – отмечал Чуковский.