Центральный персонаж комедии Чехова “Вишневый сад”

Образ Фирса старого верного слуги Гаевых, содержит в себе индивидуально-психологическое и историко-символическое значение. Старинная ливрея и белые перчатки Фирса такая же память о прошлом, как и комната, которая “до сих пор называется детскою”, столетний “многоуважаемый шкаф”, родовое поместье с домом и вишневым садом. Сам Фирс – в буквальном смысле слова – “ходячая” память старинного усадебного быта и обычая. Его радость “Барыня приехала!” – это радость узнавания прошлого: “И барин когда-то ездил в Париж…”

Он помнит, как и когда надо подавать кофе в гостиную, знает, когда барыне подложить подушечку под ноги.

Он не забыл, какая одежда полагается “на выезд”, и “наставительно” пеняет Гаеву: “Опять не те брючки надели”. Когда вечереет, он не забывает принести барину пальто, строго выговаривая ему: “Извольте, сударь, надеть, а то сыро”. Стареющие Гаев и Раневская для него до сих пор “барские дети”, о которых надо заботиться, которых надо оберегать. И Ф., как добрый “дух усадьбы”, как семейный “домовой”, не перестает это делать и, даже заболевая, тянет этот воз: “Без меня тут кто подаст,

кто распорядится? Один на весь дом”.

К бормотанию Фирса все привыкли, и уже никто не пытается в него вслушаться и разобрать его смыслы. В широкой временной перспективе действия это бормочет само прошлое, напоминая, что оно еще живо, еще продолжается, еще длится. “Звук лопнувшей струны” – этот не то “вздох”, не то “вздрог истории” (Д. Стрелер) – услышали все, но только Фирс бормотнул пророчески: “Перед несчастьем то же было…”

В бормотании умирающего Фирса (“Жизнь-то прошла, словно и не жил…”) слышится еще “что-то, чего понять нельзя…”. Перед отъездом все о Фирсе тревожились, беспокоились, упоминали, напоминали, четырежды справлялись, отправлен ли он в больницу, – и забыли в наглухо заколоченном доме, где до весны никого не будет. На фоне забытого Ф. горько-иронически звучат радостные возгласы “Прощай, старая жизнь!” и “Здравствуй, новая жизнь!”. Почему-то вспоминаются слова Ф. о радости “перед волей”: “И помню, все рады, а чему рады, и сами не знают”.

Прошлое – отрезано. Дряхлый, больной, но еще живой Фирс – “дух истории”, “патриарх дома”, “родной Фирс” – оставлен умирать в одиночестве. Слова “Фирса забыли” стали языковой метафорой, проникли в быт, являясь обобщением чисто русской “неумышленной бестолковщины”, результаты которой печальны, если не катастрофичны.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Центральный персонаж комедии Чехова “Вишневый сад”