Произведение Твардовского “Книга про бойца”
С первых глав полюбил читатель “Книгу про бойца”, книгу о “правде сущей, правде прямо в душу бьющей”. Красноречивое подтверждение тому – письма читателей, читателей всяких и разных, от такого требовательного и придирчивого, каким был любимый писатель Твардовского И. Бунин, до рядового бойца. Бунин познакомился с поэмой лишь в 1947 году и охарактеризовал ее как поистине редкую книгу, восторгаясь свободой, меткостью, точностью и необыкновенным народным, солдатским языком – “ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого слова”.
Не
Все это – результат образцового, доведенного до совершенства мастерства, чуждого всякого суесловия, и той высшей духовной цели, которую он ставил перед собой:
Я мечтал о сущем чуде: Чтоб от выдумки моей На войне живущим людям Было, может быть, теплей… Пусть читатель вероятный
По тонкому наблюдению А. Туркова, советская поэзия первой, к ее чести, ощутила необходимость и значимость, быть может, неброского, но очень нужного, важного вклада в “дело далекой победы”, и “вечный огонь в честь неизвестного содата”, и первые памятники павшим героям – все это появилось прежде всего в поэтических строках той далекой военной поры. Эти выводы самоочевидны и неоспоримы, но, вероятно, первой искоркой в неугасимом пламени, вспыхнувшем в память воина-брата, был ратный подвиг Александра Твардовского, создавшего бессмертный памятник грозных лет – “Книгу про бойца”.
“Я не люблю лубочных картинок, изображающих войну. На них суровый воин утирает слезу и прячет волнение за ворчливыми шутками. Это вранье. Суровый воин ничего не прячет. Если он отпускает шутку, значит, шутка у него на уме”. Этих слов французского писателя-летчика Антуана де Сент-Экзюпери, погибшего в июле 1944 года, Твардовский тогда не знал, но и его герой, “когда отпускает шутку, значит, шутка у него на уме”, и слезы его – скупые мужские слезы истинного героя.
Нетрадиционность поэмы отмечалась многими. В свое время Ю. Тынянов писал, что “ощущение нового жанра есть ощущение новизны в литературе, новизны решительной! это революция, все остальное реформы”. Стремление к решительной новизне, экстремальная военная ситуация и подсказали Твардовскому ключ к новаторству: “книга про бойца, без начала без конца”. И потому он не томился сомнениями и опасениями, не смущало его отсутствие первоначального плана, слабая связанность глав. Для него было важно иное – “надо писать о том, что горит, не ждет”. За внешней простотой кроются очень обдуманные, взвешенные, пережитые решения. Тонкое чутье художника, ощущение своей сопричастности и личной ответственности за все свершающееся заставляли стремиться к известной законченности каждой отдельной части, главы, периода и даже строфы. Это было обусловлено тем, что перед поэтом был его читатель, который мог быть назнаком с предыдущим, но самое важное в другом – он мог и не дождаться следующей главы: “он был там, где и герой, – на войне”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)