Поведение Чичикова у помещиков в романе “Мертвые души”
Любопытно отметить, что Чичиков, стараясь учтивым обращением расположить к себе старуху, в тех же интересах пытается! местами в разговоре попасть в тон ей. Вот примеры. Когда Коробочка угощает Чичикова и говорит: “Ас чем прихлебнете чайку? Во фляжке фруктовая”, – он подхватывает это просторечное слово: “Хлебнем и фруктовой”. Когда Коробочка спрашивает его: “Ведь вы, я чай, заседатель?”, – Чичиков опять же поддерживает разговор, вставляя типичное для хозяйки словцо: “Чай, не заседатель”.
Поняв, что перед ним патриархальная,
Можно привести еще многочисленные примеры, взятые из разговора Чичикова с Коробочкой, говорящие о том, что он с ней гораздо более прост и бесцеремонен в выражениях: “Уступите-ка их мне… или, пожалуй, продайте, я вам за
Непонятливую, упрямую старуху Чичиков старается убедить в неотложности сделки, отсюда в его речи следующие выражения: “Ну, теперь ясно?” “В них есть, в самом деле какой-нибудь прок?” “Понимаете ли вы это?” “Эх какие вы Что ж они: могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах”.
Чичиков старается усовестить Коробочку: “Страм, страм, матушка! просто страм. Ну, что вы это говорите”. “Эк куда хватили”. Упрямая старуха выводит Чичикова из себя, и с его уст слетают бранные эпитеты в ее адрес: “Ну, баба, кажется, крепколобая”; “эк ее, дубинноголовая какая”; “проклятая старуха”. Правда, все эти выражения Чичиков все же держит “про себя”. Но, наконец, чаша терпения переполняется, Чичиков теряет равновесие и всякую благопристойность, хвативши в сердцах стулом об пол и посуливши хозяйке черта, и прибегает к грубым и оскорбительным выражениям: “Да пропади они и околей со всей вашей деревней”. “Словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена и другим не дает”.
Какая разница в сравнении с речью Манилова! С Ноздревым Чичиков ведет себя очень осторожно, зная его разбитную и бесцеремонную натуру, и это сказывается с первых его слов.. Он не хочет ехать к Ноздреву, так как это будет пустой потерей времени (за что он и досадует на себя), не желает рассказывать, куда держит путь. Поэтому он, чтобы как можно меньше привлечь внимания к своим словам, говорит: “А я к человеку к одному”, и только дальнейшими домогательствами Ноздрев вынуждает его сказать правду.
Чичиков вообще по-разному подходит со своей “просьбой” к каждому помещику. Манилова он почтительно и одновременно смело спрашивает: “Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку? …Как с того времени много у вас умерло крестьян?” В разговоре с Коробочкой он приступает к сделке, более окольным, витиеватым путем, стараясь сделать незаметным свой интерес к “мертвым крестьянам”. Недаром Гоголь замечает: “повел такие речи…” Деревенька, крестьянские души, фамилия хозяйки, продажа меду, пеньки – вот темы их разговора, прежде чем он поставил интересующий его вопрос: “У вас умирали крестьяне?”
Вся дальнейшая сцена Чичикова с Ноздревым представляет собой стремление Чичикова всеми силами избавиться от всяких покупок, мены, игры в карты, пока, наконец, Ноздрев не уговорил его играть в шашки. И речь Чичикова – это различные варианты его отказов: “Не нужен мне жеребец”. “Да зачем мне собака? я не охотник”. “Не хочу, да и полно”. “Вовсе не охотник играть”. И лишь когда Ноздрев нечестной игрой в шашки задел личное достоинство Чичикова, он настойчиво защищает себя: “Я имею право отказаться (от игры), потому что ты не так играешь, как прилично честному человеку”; “партии нет возможности оканчивать”; “если ты играл, как прилично честному человеку”. В последних двух выражениях слышится незаконченность мысли, вызванная естественной робостью Чичикова перед хозяином, наступавшим на него с чубуком в руках.
Совершенно иначе чувствует себя Чичиков у Собакевича, хозяина сметливого и сурового, давящего своим присутствием.
Нужно отметить, что Чичиков, более обходительный, чем Собакевич, вынужден был первым заговорить, видя, что “никто не располагается начинать разговора”.
Он начал с расхваливания городских чиновников, полагая найти благоприятную тему для установления контакта с собеседником. Похвалив председателя (“прекрасный человек”), губернатора (“превосходный человек”) и не найдя поддержки в словах Собакевича, он упоминает о полицеймейстере, думая здесь найти единогласие, так как полицеймейстер – друг Собакевича (“более всех нравится полицеймейстер”).
В оценке этих чиновников Чичиков пытается занять ту же позицию, какую занял Манилов во время посещения его Чичиковым. Но результат оказался неожиданно иным: если Чичиков в оценке чиновников во всем вторил Манилову, то Собакевич, напротив, высказывает оценки, резко противоположные чичиковским.
В начале обеда между хозяином и гостем возникает спор относительно обедов в городе, в частности у губернатора. Собакевич ругает кухню губернатора, Чичиков возражает ему, но делает это деликатно, мягко, хотя и с достоинством: “У губернатора, однако ж, недурен стол… как приготовляется, об этом я не могу судить, но свиные котлеты и разварная рыба были превосходны”.
Когда Собакевич приготовился слушать, “в чем было дельце”, “Чичиков начал как-то очень отдаленно, коснулся вообще всего русского государства,… сказал, что по существующим! положениям этого государства, в славе которому пег равного, ревизские души, окончившие жизненное поприще, числятся, однако ж, до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременить присутственные места множеством мелочных и бесполезных справок и не увеличить сложность и без того уже весьма сложного государственного механизма”, – т. е. начал той витиеватой, казенно-книжной речью, какой он умел говорить и производить бесспорно выгодное, впечатление на слушателей. Чичиков понимает, что с Собакевичем нельзя говорить попросту, что его кулацкая натура хорошо знакома со всякими чиновничьими тонкостями, что с ним нужно вести себя официально, осторожно и дипломатично. Не случайно отсюда и “несуществующие” души вместо “умершие” – это сказано и осторожно, и мягко.
Характерно, что Чичиков) повторяет это определение и после того, как Собакевич прямо и резко назвал их “мертвыми”.