Многословие и пустословие героев романа “Мертвые души”
Остановимся на некоторых примерах. Образ раскрывается через речевую характеристику. Многословие, пустословие, погоня за дешевой красивостью – вот отличительные признаки почтмейстера речи. “Уснащение” его речи заключалось в том, что ои наводняя без всякой надобности свой рассказ “множеством разных частиц”, короче – слов-паразитов, как-то: сударь ты мой; эдакой какой-нибудь; знаете; понимаете; можете себе представить; относительно; так сказать; некоторым образом. Такие слова он “сыпал… мешками”, и в глазах непритязательного
Блестящий образец “красноречия” почтмейстера со всеми свойственными ему качествами представляет “Повесть о капитане Копейкине”. Здесь на виду и присущее ему многословие, и живость рассказа, и повторы, и погоня за иностранщиной, и риторические, эффекты, и просторечие, и множество различных частиц, “уснащающих” этот рассказ.
Гоголь прекрасно воспроизводит в резко сатирическом плане типичную для того времени речь дамского общества. Дамское общество города N, являющееся типичным
Пристрастие городских дам к французскому языку вынуждает Гоголя вставлять в их речь, даже в их характеристику ряд иностранных слов, которые несут здесь резко разоблачительную функцию: презентабельны, этикет, мода, контр-визит, манкировка, интересанта, аноним, инкомодите, клок, руло, шемизетка, бельфам, галопад, получать форс, роброны. В частности, употребление последнего слова сопровождается следующим замечанием Чичикова в сердцах, за словами которого мы ясно слышим. самого автора: “Провал их возьми, как их называют…”
Гоголь говорит, что они “отличались… необыкновенною осторожностью и приличием в славах и выражениях. Никогда не говорили они: “я высморкалась, я вспотела, я плюнула”, а говорили: “я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка”. Ни в каком случае нельзя было сказать: “этот стакан или эта тарелка воняет…”, а говорили вместо того: “этот стакан нехорошо ведет себя”. В другом месте поэмы Гоголь еще раз подчеркивает, что “дамские благовонные уста” с особым усердием прибегали к множеству намеков и вопросов, в обращении с Чичиковым, которого они старались обворожить изяществом своей речи: “Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть такими дерзкими, чтобы спросить вас, о чем вы мечтаете?”. “Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?”. “Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?”
Ту же функцию разоблачении изысканного и приглаженного языка дам выполняют отдельные придуманные ими эпитеты: “пирожное, известное под именем поцалуя”; “маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем скррм-ностей”.
Венцом этой сентиментально-изящной дамской речи в поэме служит письмо, полученное Чичиковым. Оно было написано, по замечанию Тополя, “в духе тогдашнего (времени” и тем самым представляет наглядный образец эпистолярного стиля той эпохи. Кудреватость слога письма бросается в глаза. Недаром даже Чичиков воскликнул: “А письмо очень, очень кудряво написано!”.
В этом письме, начинавшемся “очень решительно”: “Нет, я должна к тебе писать…”, дан подбор формул сентиментально-романтической книжной речи, очень модных в то время, но приведенных Гоголем с целью явного разоблачения. В письме говорится о “тайном сочувствии между душами”, ставятся многозначительные риторического характера вопросы с данными на них ответами: “Что жизнь наша? – Долина, где поселились горести. Что свет? – Толпа людей, которая не чувствует”.
Любопытно отметить, что Алеш в поэме Пушкина “Цыганы”, критикуя светское общество, тоже отмечает, что он бросил в городах “толпы безумное говенье”; там “любви стыдятся-“, а “где нет любви, там нет веселий”. Но если в поэме Пушкина приведенные слова дышат бичующим гневом, то фраза Гоголя о бесчувственной светской толпе, вставленная в письмо дамы, выдержана в тоне резкого высмеивания.
Писалось дальше о слезах, которыми автор письма омочает строки нежной матери, уже умершей; делалось приглашение Чичикову отправиться с ним в пустыню, “оставить навсегда город, где люди в душных оградах не пользуются воздухом”. В этих словах, выдержанных в том же комическом тоне, явная перекличка со словами из “Цыган” Пушкина, где также дана критика городской жизни:
Там люди в кучах, за оградой Не дышат утренней прохладой, Ни вешним запахом лугов. Заканчивается письмо выражением “.решительного отчаяния” в следующем четверостишии: Две горлицы покажут Тебе май хладный прах, Воркуя, томно окажут, Что она умерла в слезах.
Образный и словарный состав этого письма типичен для сентиментально-романтического языка 30-х годов, ставившего своей целью воздействие на чувствительные струны сердца адресата и совсем чуждого великому реалисту Гоголю. Целесообразно отметить, что Гоголь оттеняет еще одну особенность дам города, связанную с их речью: они были очень чутки к отдельным, значительным для них словам, и часто сами эти слова были для них важнее вложенного в них содержания. Так, в поэме блестяще показано, как все дамское общество было встревожено магическим словом “миллионщик”, связанным с Чичиковым.
Дам встревожил, говорит Гоголь, “не сам миллионщик, а именно одно слово, ибо в одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей-подлецов, и на людей ни се, ни то, и на людей хороших – словом, на всех действует”.
Великолепным образцом дамской речи является диалог между двумя дамами: просто приятной и приятной во всех отношениях. Диалог этот характеризуется следующими основными особенностями. Речь дам – живая, динамичная, лишенная вместе с тем серьезного содержания. Взволнованность дам, неустойчивость их мыслей, легкомысленность их выражается в перескоках с иной мысли на другую и в том, что основная цель, ради которой приехала гостья, мгновенно была заслонена разговором о новых фасонах платья: “Слова, как ястребы, готовы были пуститься в погоню одно аа другим”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)