И. А. Бунин (1870-1953): творчество писателя

Покинув Россию в феврале 1920 года (через Одессу), Бунин через Константинополь, Софию и Белград попал в Париж, где и обосновался, проводя лето в городке Грае, в Приморских Альпах (в Грасе он находился и во время второй мировой войны). Бунин в пору революции, с его политическим консерватизмом, выступил охранителем “исконных”, стародавних устоев. Для него все кончено с “великой Россией” уже после февраля 1917 года.

Он решительно и категорически отверг Временное правительство и его лидеров, “комиссаривших” в Петрограде, видя в них

жалкие фигуры, способные привести Россию лишь к пропасти. Решительно не приемлет он и большевистское руководство и короткое пребывание свое сперва в красной Москве, а затем в красной Одессе назвал “Окаянными днями” (книга публицистики, 1926). В Париже он примыкает к правым кругам, группировавшимся вокруг газеты “Возрождение”, которую издавал нефтяной магнат Абрам Гукасов.

Давнишний исторический пессимизм Бунина получил обильную пищу, когда художник, чуткий к конкретному, “отдельному”, “этому”, стал свидетелем массовой жестокости, обилия жертв, безмерных страданий в обстановке революции

и гражданской войны. Бунин навсегда утвердился в правоте той мысли, что силы, творящие историю, бессмысленно жестоки (будь то французская революция – рассказ 1924 года “Богиня Разума”, или русская – рассказы 1924 года “Товарищ Дозорный” и “Несрочная весна”). Безумный художник (одноименный рассказ) замыслил изобразить в канун знаменательного 1917 года рождение “нового человека”, окруженного светозарными ликами и лазурными небесами. Но вместо всеблагого рождества на его картоне возникают кровавые видения, “в полной противоположности его страстным мечтам. Дикое, черно-синее небо до зенита пылало пожарами, кровавым пламенем дымных, разрушающихся храмов, дворцов и жилищ. Дыбы, эшафоты и виселицы с удавленниками чернели на огненном фоне… Низ же картины являл беспорядочную груду мертвых – и свалку, грызню, драку живых, смешение нагих тел, рук и лиц. И лица эти, ощеренные, клыкастые, с глазами, выкатившимися из Орбит, были столь же мерзостны и грубы, столь искажены ненавистью, злобой, сладострастием братоубийства, что их можно было признать скорее за лица скотов, зверей, дьяволов, но никак не за человеческие” и т. д. Что это – “просто рассказ”? Нет, притча о времени, спор с ним, пристрастная и страстная его оценка.

Опять-таки надо подчеркнуть, что отрицание “недостойной” современности у Бунина шло не извне, не в результате внезапного переосмысления общественной жизни России. Ценности лишь постепенно передвигались в плоскость “вневременных” категорий, а так как это было для Бунина не изменой прежним заветам, а лишь резким обострением уже существовавших тенденций в его творчестве,- никакого “слома”, “кризиса” Бунин за рубежом не пережил. Разумеется, оторванность от родины, эмиграция травмировала его, на время заставила замолчать и окрасила изображаемое в сугубо пессимистические тона. Обращенные вспять симпатии, некогда расплывчатые, неопределенные, обрели теперь четкую установку. Бронзовым и мраморным мавзолеем, высящимся посреди хлябей и бед, кажется Бунину чудом уцелевший в пору “такого великого и быстрого крушения Державы Российской” дворец екатерининских времен, с его золочеными гербами и латинскими изречениями на потолках, лаковыми полами, драгоценной мебелью, бюстами, статуями, портретами, редчайшими гравюрами и книгами (“Несрочная весна”). Не принимая новой действительности, которая “царит уже крепко, входит уже в колею, в будни”, герой рассказа целиком чувствует себя в мире мертвых, “навсегда и блаженно утвердившихся в своей неземной обители”.

Смерть Оказывается в бунинских рассказах эмигрантской поры не только разрешительницей всех противоречий, но и (если действие хоть как-то соотносится с современностью) источником абсолютной, очищающей силы. Умерла ничтожная, зажившаяся старуха, и ее младший сын Таврило всю ночь читает над покойницей Псалтырь (“Преображение”). И вот перед изумленным взором Гаврилы она, маленькая и жалкая, что еще вчера ютилась на печке, преображается в таинственное существо, “сокровенное бытие которого так непостижимо, как Бог”. А дальше – внимание, внимание – от нее уже “веет этим неземным, чистым, как смерть, и ледяным дыханием, и это она встанет сейчас судить весь мир, весь презренный в своей животности и бренности мир живых!”.

О каком мире идет речь? Ведь не о том “молодом, сильном царстве”, которое “развела” она, не о большой и ладной их семье, не о богатом дворе. Снова, как и в “Безумном художнике”, отвлеченный сюжет поражает побочную, злободневную цель. Таким образом, внутренняя тенденциозность незаметно, но прочно пропитывает иные бунинские произведения. Однако воздействие эмиграции на творчество Бунина было более глубоким и последовательным. Он и прежде много и напряженно писал на те же темы – о кончине деревенской старухи или о полной драгоценных реликвий усадьбе посреди дворянского запустения. Однако все это было “до”, а следовательно, не несло в себе такой “личной”, “от автора” идущей безысходности. Как и прежде, Бунин сдвигает жизнь и смерть, радость и ужас, надеж ду и отчаяние. Но никогда ранее не выступало с такой обостренностью в его произведениях ощущение бренности и обреченности всего сущего – женской красоты, счастья, славы, могущества. “Не было во вселенной славнее хана, чем Темир-Аксак-Хан. Весь подлунный мир трепетал перед ним, и прекраснейшие в мире женщины и девушки готовы были умереть за счастье хоть на мгновение быть рабой его… И когда господь сжалился наконец над ним и освободил его от суетных земных, утех, скоро распались все царства его, в запустение пришли города и дворцы, и прах песков замел их развалины…” (“Темир-Аксак-Хан”). Созерцая ток времени, гибель далеких цивилизаций, исчезновение царств (“Город Царя Царей”, 1924), Бунин словно испытывает болезненное успокоение, временное утоление своего горя. Нетрудно заметить, что и с точки зрения житейской, и с точки зрения исторической последнее двадцатилетие его долгой жизни. оказалось рассеченным пополам: первое, “мирное” десятилетие отмечено его нобелевским лауреатством, спокойной и сосредоточенной работой над романом ” Жизнь Арсеньева “, относительной материальной обеспеченностью и окончательным (пусть и не очень громким, но прочным) признанием его таланта; десятилетие следующее принесло оккупацию Франции гитлеровскими войсками, голод и страдания писателя в отрезанном Грасе, а затем – тяжелую болезнь и медленное угасание в подлинной нужде и гордой бедности.

В ночь на 8 ноября 1953 года Бунин скончался в Париже, в скромной квартирке на улице Жака Оффенбаха.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

И. А. Бунин (1870-1953): творчество писателя