Героиня романа Толстого “Воскресение”
“Дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер барышень-помещиц”. Барышни-помещицы воспитали девочку и сделали своей горничной: “из девочки, когда она выросла, вышла полугорничная, полувоспитанница. Ее и звали так средним именем – не Катька и не Катенька, а Катюша”.
В 16 лет она влюбилась в Нехлюдова, когда тот приезжал к теткам; играя в горелки, они нечаянно поцеловались за кустом сирени. Это был чистый поцелуй, как и христосованье в Светлое Христово Воскресенье. Но как раз в пасхальные
Можно определенно сказать, что любовь создателя романа отдана Катюша Маслова а не главному герою, казалось бы, более близкому автору.
Сохранилось свидетельство, что однажды, во время работы над “Воскресением”, выйдя из кабинета в столовую, Толстой воскликнул: “Нашел! – Как мокрая смородина”. На первых страницах романа портрет Катюша Маслова выглядит так: “Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь”.
В последний раз Нехлюдов видит К. М. “бодро шедшей по краю дороги с Симонсоном”. В обрисовке героини Толстым применен новый, сравнительно с прежними романами, способ психологического раскрытия: “душевная жизнь, выражающаяся в сценах”. Не внутренний монолог или диалог, но лаконичное внешнее выражение чувства: жест, мимика, взгляд, реплика, ее тональность и т. п.
Воскресение погубленной души Катюши Масловой одна из центральных идей романа. В продолжение 10-летней творческой работы замысел сильно менялся. Толстой отметил в дневнике важное новое решение: начать роман не с истории Нехлюдова, а с сессии суда, т. е. с К. М.; потом понадобилось изменить тон, угол зрения, потому что “положительное”, “предмет” – это жизнь народа, а господская жизнь – “отрицательное”, “тень”, и оттого следует серьезно описывать “ее”, т. е. К. М., а Нехлюдова – иронически, с усмешкой. Отказался Толстой и от “благополучного” конца: по первоначальным планам К. М. становилась женой Нехлюдова, им удавалось уехать в Англию и там заниматься полезной деятельностью. В напечатанном тексте надежда на возрождение приходит с другой стороны: от новых друзей, сосланных в Сибирь революционеров, оценивших и полюбивших героиню не из эгоизма и не из раскаяния, а просто по-человечески. В третьей главе последней части романа о К. М. сказано: “Таких чудесных людей, как она говорила, как те, с которыми она шла теперь, она не только не знала, но и не могла себе и представить.
Она очень легко и без усилия поняла мотивы, руководившие этими людьми, и, как человек из народа, вполне сочувствовала им. Она поняла, что люди эти шли за народ, против господ; и то, что люди эти сами были господа и жертвовали своими преимуществами, свободой и жизнью за народ, заставляло ее особенно ценить этих людей и восхищаться ими”.
Конечно, в романе “Воскресение” Толстой не стремился к оправданию революционной борьбы и не с нею связывал надежды на справедливое переустройство общества. Наиболее активные из революционеров обрисованы резко критически. Но Мария Павловна Щетинина и Симонсон, в сущности далекие от револю-ционерства и нравственно безупречно чистые, особенно сильно повлияли на К. М. Неудивительно в этой связи, что в статье “Душа русской литературы” немецкая социал-демократ-ка Роза Люксембург вдохновенно писала: “Русский художник видит в проститутке не “падшую”, а человека, душа которого, страдания и внутренняя борьба требуют от него, художника, глубочайшего сострадания. Он облагораживает проститутку, дает ей удовлетворение за совершенное над ней обществом насилие, в споре за сердце мужчины он делает ее соперницей героинь, являющих собой образ самой чистой и нежной женственности; он увенчивает ее розами и возносит, как Магадэв баядеру, из чистилища разврата и душевных страданий на высоты нравственной чистоты и женского героизма”.
Особую судьбу образ Катюши Масловой имел в Японии. Театральная инсценировка 1914 года, где герой и героиня исполняли “Песню Катюши” (“Катюша, родная, печально расставаться…”), захватила всю страну. Повсюду распевали эту печальную, трогательно-наивную песню; вошла в моду прическа “Катюша” (прямой пробор), именем Катюши называли шпильку для волос, расческу, обручальное кольцо, существовала даже игра под названием “Катюша”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)