Физиономия театра XX столетия
Театр был для Чехова первой любовью. Этой любви он оставался верен всю свою жизнь. Театр создал Чехова, и драматург отплатил ему тем же – он создал театр. Чехов нередко зарекался писать для театра, но он не мог не возвращаться к нему. Характерно также и то, что жанр водевиля он предпочитал “высоким” жанрам театра. Известно: “Вишневый сад” Чехов задумал как четырехкратный водевиль, где “черт будет ходить ходуном”. Мечта написать хороший водевиль, по воспоминаниям современников, была мечтой его жизни. Это можно объяснить тем,
Вспомним основной чеховский принцип: “Искусство писать – это искусство сокращать”. Одноактные сценки и шутки Чехова помогают понять, почему глубокую и лирическую пьесу “Вишневый сад” он был склонен считать водевилем.
Однако сегодня Чехов – драматург, чье искусство в значительной степени определило физиономию театра XX столетия. Он принес на сцену новые формы, новое содержание и новый дух.
Словно голубка Пикассо для международного сообщества,
Кроме объединяющего эти произведения структурного признака – все они имеют четыре действия, – герои пьес обычные люди, с обычными мыслями, в обычных усадебных интерьерах, с обычными желаниями и чувствами. Чехов умеет показать, как сквозь это “обычное” постоянно и сильно сияет скрытая красота. И даже тогда, когда жизнь пропадает напрасно, расходуется на пустяки, мельчает, этот огонь не слабеет: “Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую…”
Чехов может отобрать у своих героев все: иллюзии, молодость, таланты, но одно всегда с ними – надежда. Вспомним Ольгу из “Трех сестер”: “Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем”. Вспомним “отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны” – все это образцы вечной, немеркнущей надежды.
Эстетический принцип – скрытость, затаенность красоты в обыкновенном и повседневном – был тесно связан с убеждением Чехова в богатстве, разнообразии и талантливости русской жизни. Это мог почувствовать только новый, нетрадиционный театр. Недаром по поводу постановки “Чайки” в Петербурге Чехов писал: “Пьеса шлепнулась и провалилась с треском. В театре было тяжелое напряжение недоумения и позора”.
Таким образом, воплотителем новой драматургии нового века стал МХАТ, где было понято главное – пьесы Чехова имеют, кроме внешнего плана, иные, глубокие смыслы, иногда – и более важные. И задача театра – донести их до зрителя.
Чеховская драматургия не терпит статичности. Она живет в интерпретации, каждый новый театр и новый режиссер открывают в ней новые “файлы”. Сегодняшний театр переживает настоящий чеховский бум. Нет, наверное, такой сцены, где не шли бы “Три сестры”, “Чайка”, “Вишневый сад”, “Дядя Ваня”. Чехов абсолютно органичен сознанию человека начала XXI столетия. Бесчисленные театральные и киношные трактовки, чеховские фестивали, мучительные поиски образов – таков новый Чехов сегодня. Не менее новый и не менее сложный, чем при жизни. Его камерные, дачные сюжеты и разговоры оказались интересны и актуальны. Он все терпит: любые подмостки, любых актеров и режиссеров – все, кроме дурного вкуса.
Последнюю свою пьесу, “Вишневый сад”, Чехов завершил на пороге первой русской революции, в год своей ранней смерти. Название пьесы символично. И действительно, думая о гибели старого вишневого сада, о судьбе обитателей разоряющегося имения, он мысленно представлял себе “всю Россию” на сломе эпох. Дело не только в продаже имения и приходе нового хозяина: уходит вся старая Россия, начинается новый век. Чехов относится к этому событию двойственно. С одной стороны, исторический слом неизбежен, старые дворянские гнезда осуждены на вымирание. Приходит конец, скоро не будет ни этих лиц, ни этих садов, ни усадеб с белыми колоннами, ни заброшенных часовен. С другой стороны, смерть, даже неизбежная, всегда трагична. Потому что умирает живое, и не по сухим стволам стучит топор.
Пьеса начинается с приезда Раневской в свое старинное родовое имение, с возвращения к вишневому саду, который шумит за окном весь в цвету, к знакомым с детства людям и вещам. Здесь прошло их детство, здесь жили их родители, здесь жили их деды и прадеды. Но денег нет, праздность и лень не дают возможности поправить дела, все идет, как идет. Потеря вишневого сада для Раневской и Гаева не только потеря денег и состояния. Они никогда не заботились о хлебе насущном, они так воспитаны. В этом сказывается и барская беспечность, и легкомыслие людей, которые никогда не знали труда, не ведали цену копейки и как она достается. Но в этом же проступает и их удивительное бессребреничество, презрение к меркантильным интересам. И потому, когда Лопахин предлагает им, чтобы спастись от долгов, отдать вишневый сад в аренду под дачи, Раневская с презрением отмахивается: “Дачи и дачники – это так пошло, простите”.
Имение продано. “Я купил!” – торжествует новый хозяин, гремя ключами. Ермолай Лопахин купил имение, где дед и отец его были рабами, где их не пускали даже на кухню. Он уже готов хватить топором по вишневому саду. Но в высший момент торжества этот “интеллигентный купец” неожиданно чувствует стыд и горечь свершившегося: “О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь”. И становится ясно, что для вчерашнего плебея, человека с нежной душой и тонкими пальцами, покупка вишневого сада – в сущности, “ненужная победа”.
Так Чехов дает почувствовать текучесть, временность настоящего: приход буржуазии – нестойкая, преходящая победа. Настоящее как бы размыто и со стороны прошлого, и со стороны будущего. Старые люди, как старые вещи, сбились в кучу, о них спотыкаются, не замечая их.
Через все драматические произведения А. П. Чехова проходит единая, многогранная и многоликая тема – тема поисков смысла жизни русской интеллигенции начала века.
Любимые чеховские герои – Треплев, Нина Заречная, Астров, дядя Ваня, Соня, Раневская – это люди особой породы, особого склада. Интеллигенты, способные выйти за рамки своего времени, они становятся героями надличного сознания, для которых поиски смысла жизни и правды оказываются важнее практических целей и борьбы за них.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)