“Квартирный вопрос” в романе Булгакова “Мастер и Маргарита”
К московскому жилищному кризису Булгаков обращался десятки раз. Он написал отдельное эссе “Московские квартиры” и затрагивал эту тему везде, где позволял реквизит. “Собачье сердце” построено на кризисе; в “Дьяволиаде” упоминается коммунальная квартира; в “Театральном романе” – жалкая комнатушка Максудова и еще два беглых наблюдения. “Роковые яйца”: “В 1919 году у профессора отняли из 5 комнат 3. Тогда он заявил Марье Степановне: – Если они не прекратят эти безобразия, Марья Степановна, я уеду за границу”.
Уже
“Страшный и смешной”… Спустя 15 лет, когда Булгаков писал “Мастера”, его скромный план постройки
Достаточный срок, чтобы испортить людей, как и сказал Воланд. Смешно было лишь вначале, когда бедствие казалось преходящим. В какой-то момент стало страшно. “Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире” – это уже в “Мастере”.
Не надо считать “ужасы” преувеличением.
Даже те сравнительно немногие люди, которые обитали душа в душу с соседями по коммунальной квартире, жили неестественно, хотя бы они сами ничего дурного не замечали. А плохие отношения под собственным кровом воистину ужасны. Вспомним карикатурное изображение “коммуналки” в “Золотом теленке” Ильфа и Петрова – поротого розгами Васисуалия Лоханкина. Пороли его за рассеянность, он не гасил свет в уборной. Булгаков повторяет сюжет с полнейшей серьезностью, без тени сатирического нажима: “Свет надо тушить за собой в уборной… а то мы на выселение на вас подадим!” (651). Все-таки на “вы”, вежливо… Булгаков на то и был писатель Божьей милостью, чтобы чувствовать за людей уродливость жизни в общей квартире; на то и мыслитель, чтобы понять, до какой степени жители Москвы испорчены “квартирным вопросом”, даже те, кто не хамят друг другу в открытую. “Обе вы хороши…” – заметила по этому поводу Маргарита (и погасила вежливым склочницам примусы). На Мастера написали донос, желая “переехать в его комнаты”, – крайнее проявление “испорченности”, и заметим: Воланд никак практически не покарал доносчика Алоизия Могарыча!
Диагноз уже поставлен: “квартирный вопрос испортил их…”, чего теперь с них спрашивать?
В “Мастере” жилищный кризис не просто упоминается; это лейтмотив. Первая картина – квартира в переулке у Остоженки, с ванной комнатой, где ванна “в черных страшных пятнах от сбитой эмали” и почему-то нет электрического освещения. (Комментарий – в “Собачьем сердце”: “Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее” (с. 142).) Там же “на плите в полумраке стояло безмолвно около десятка потухших примусов. Один лунный луч, просочившись сквозь пыльное, годами не вытираемое окно…”. Опять примус, знаменитый примус, орущий и воняющий керосином прибор – в столице, почему-то лишенной газовых и электрических кухонь. “Около десятка” – значит, никак не менее пяти семей жили в квартире… Картина! Да, и еще деталь – из-за вынужденных контактов между семьями раздолье развратникам – Бездомный сунулся в ванную и “голая гражданка, вся в мыле” приняла его за соседа-любовника. Еще рисунок с натуры: в МАССОЛИТе длиннейшая очередь, начинающаяся “уже внизу в швейцарской”, в комнату с надписью на двери: “Квартирный вопрос”, “в которую ежесекундно ломился народ”.
Следующая картина – через 20 страниц, глава “Нехорошая квартира”. В ней реальнейший “квартирный вопрос” соединяется с не менее реальными “исчезновениями” и все вместе мистифицируется; здесь есть и второй тип исчезновений – связанный с “квартирным вопросом”: “директор Варьете, используя свои бесчисленные знакомства, ухитрился” добыть комнату своей бывшей жене – поэтому она и смогла исчезнуть… И на фоне всего этого Воланд, как заурядный квартирный склочник тех лет, “подает на выселение” Лиходеева: “…Так что кое-кто из нас здесь лишний в квартире. И мне кажется, что этот лишний – именно вы!”.
Замечательно, что Коровьев тут же это “выселение” обосновывает на стандартном языке квартирной склоки: “жутко свинячат”, “пьянствуют”, “начальству втирают очки” – пусть так, но почему из дому-то выселять? Нисколько не лучше, чем пресловутый свет в уборной…
Полная энциклопедия квартирных страстей дается еще через главу, эдак неприметно, скороговоркой, в одном длинном периоде. Едва успел погибнуть Берлиоз, как к Босому начали звонить по телефону, а затем и лично являться с заявлениями, в которых содержались претензии на жилплощадь покойного. Заявлений было “тридцать две штуки”. “В них заключались мольбы, угрозы, кляузы, доносы… указания на несносную тесноту и невозможность жить в одной квартире с бандитами… два обещания покончить жизнь самоубийством и одно признание в тайной беременности”. Не надо улыбаться, читатель. Сатира сатирой, но все здесь истинно – в чем свидетель каждый москвич, помнящий ситуацию до 1960 года. Истинно и то, что доносы из-за жилья были явлением не исключительным.
Еще заметка: выиграв сто тысяч, главный герой “бросил свою комнату на Мясницкой… – Уу, проклятая дыра! – прорычал гость”. И затем горделивое описание жалкой квартирки в подвале: одна комната “совсем малюсенькая”, зато другая – “громадная комната, четырнадцать метров”, и почему-то особо упоминается водопровод… Таково качество хорошего жилища во время кризиса!
Еще картинка: киевский экономист Поплавский получает телеграмму о гибели племянника-москвича. Идет авторская ремарка: “Телеграмма потрясла Максимилиана Андреевича. …Нужно было суметь унаследовать квартиру племянника на Садовой”. Такие ситуации потрясают людей и сегодня.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)