Тургеневский рассказчик в цикле “Записки охотника”
Тургеневский рассказчик – помещик, в “Записках…” нередко упоминается его дворянская родословная. Но в духовном облике, в строе мыслей и чувств повествователя важно совсем другое. Он – охотник, причем у него особая охотничья страсть, глубоко национальная, уходящая корнями в демократические стихии жизни; “Вообще охота свойственна русскому человеку,- считал Тургенев, – дайте мужику ружье, хоть веревками связанное, да горсточку пороху, и пойдет он бродить, в одних лаптишках, по болотам да по лесам, с утра до вечера” .
На
Простые видят в нем “своего поля ягоду” и подчас с простодушной бесцеремонностью обходятся с ним: “Вы бы лучше барина разбудили, Ермолай Петрович: видите, картофель испекся”. – “А пусть дрыхнет,- равнодушно заметил мой верный слуга,- набегался, так и спит” (С, IV, 28).
Широту душевную чувствуют в охотнике и встречающиеся с ним чиновные люди. “Странные дела случаются на свете,- удивляется охотник в рассказе “Уездный лекарь”,- с иным человеком и долго живешь вместе и в дружественных отношениях находишься, а ни разу не заговоришь с ним откровенно, от души; с другим же едва познакомиться успеешь – глядь, либо ты ему, либо он тебе, словно на исповеди, всю подноготную и проболтал. Не знаю, чем я заслужил доверенность моего нового приятеля…” (С, IV, 43). Но читатель видит, что откровенность уездного лекаря не случайна. Рассказчик – человек проезжий, встреча с ним ни к чему не обязывает. Поэтому не возникает никаких оглядок, условностей, осторожностей, боязни показаться смешным, испортить свою репутацию. Присутствие бескорыстного собеседника раскрывает в уездном лекаре давне подавленные и затертые возможности его души.
Тургеневская книга глубоко лирична и, если угодно, романтична. Но это лиризм и романтизм особого свойства, особого национального качества, не уединенный от окружающего мира, не обособленный в самостоятельную лирико-романтическую стихию повествования. Как убедительно показал Н. Я. Берковский, романтика в русском искусстве “…владеет не только автором, она представлена им в лицах, в событиях, в реальных явлениях, она есть та же действительность, но взятая там, где она глубже и неизвестнее. Тургеневу широко доступна лирика чужого “я”, талант находить свою эмоцию в чувствах и переживаниях другого человека. Как Касьян, крестьянин-правдоискатель, он тоже человек бессемейный, непоседа, скитающийся по Руси не столько в поисках дичи, сколько в поисках правды. Как Ермолай, охотник из мужиков, он человек, тонко чувствующий жизнь леса вплоть до каждого дерева и каждой птицы в нем, жизнь степи вплоть до каждого насекомого и каждой былинки в ней. В тургеневском повествователе есть многое от простых героев книги, живущих в непосредственной. близости к природе, остро ощущающих единство человека и зверя, человека и птицы, человека и дерева.
Эпическую суть тургеневской манеры повествования хорошо почувствовал и передал Мельхиор де Вогюэ: “Фраза Тургенева течет медленно, с плавной негой, как воды великих русских рек… Она останавливается на пути и все захватывает с собою – и жужжание пчелы, и крик ночной птицы, и тихое, замирающее дуновение ветерка” 3. Рассказчик не торопится, не спешит с развитием действия. Он воспринимает жизнь широко, во всем многообразии ее голосов, во всем разливе ее звуков, запахов и красок. В “Записках охотника” угадывается толстовская манера повествования с ее стремлением “научить людей полюблять жизнь”, формируется свойственная русскому эпосу 1860-х г. демократическая всеотзывчивость.
В бескорыстных охотничьих странствиях жизнь сводит рассказчика с такими различными по характеру и социальному положению людьми, с какими в иной ситуации он бы никогда, по-видимому, не сошелся.