Размышляя сегодня о Шукшине, нельзя не вспомнить эти строки. “Портрет” Шукшина в нашем сегодняшнем восприятии действительно изменился. Тот факт, что незавершенное на самом деле мы вынуждены волею обстоятельств рассматривать как завершенное, заново формирует в наших глазах “композицию” его творческого наследия, заставляет осмысливать те или иные его составные части без учета их возможного развития. Определенные трудности это, конечно, для нас создает. Но с трудностями этого рода литературная наука имеет дело постоянно, и в ее
распоряжении есть достаточно надежный старый добрый историко-литературный метод, предписывающий изучать творчество писателя в системе тех конкретных общественно-литературных условий, в которых оно складывалось и развивалось. Так мы изучаем Пушкина и Толстого. Так мы изучаем всю русскую литературу. И совершенно так же до сих пор изучали творчество Василия Шукшина.
Но понять писателя в контексте его времени – это лишь одна сторона дела, которая для абсолютного большинства читателей имеет значение лишь весьма и весьма относительное. Конечно, важно знать биографию писателя. Важно знать, на какие вопросы его
времени он стремился ответить в своих произведениях. И насколько он превосходил в этом своих предшественников и современников. И в чем выразилось его влияние па литературный процесс. И т. д., и т. и. Читателю, который все это знает, произведение даст гораздо больше, чем тому, кто ничего этого не знает. Однако людей, которые “просто” читали и “просто” восхищаются “Евгением Онегиным” или “Войной и миром”, всегда было больше, чем тех, кто мог бы что-нибудь в историко-литературном значении. художественное произведение и не рассчитано на то, чтобы его понимали исключительно в системе условий его времени. Оно, конечно, рождается в этих самых условиях и до конца может быть понято только в соотнесении с ними, но, ответив на вопросы своего времени (и получив в наших глазах соответствующее объяснение), оно продолжает вызывать интерес и в последующие эпохи, когда условия, его породившие, уже давным-давно забылись. “Цель художника,- писал Лев Толстой,- не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать, смеяться и полюблять жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы”.
Вот это “полюблять жизнь” и делает художественное произведение фактом не только его, но и многих других эпох. Ибо жизнь, если она запечатлена художником действительно талантливо, сохраняет способность давать людям уроки в самые разные времена. Этот момент наступает рано или поздно для каждого писателя. Такое время приходит сейчас для Василия Шукшина.
Крупнейшая из литературных перемен – это, несомненно, то состоииие, к какому сегодня пришла так называемая “деревенская проза”. Как ни трудно привыкать к этой мысли, но приходится признать, что тот почти двадцатилетний период, в продолжение которого она была наиболее значительным явлением нашей литературы, заканчивается или уже закончился.
