О русской повести
Литература наша началась веком схоластизма, так как направление ее было не столько художественное, сколько ученое (основатель русской литературы: Ломоносов. Последователи: Сумароков, Херасков – не имеющие искры гения Ломоносова). Его последователи сообщили юной литературе характер “тяжелопедантический”.
Крылов родил тьму баснописцев, Озеров – трагиков, Жуковский – балладистов, Батюшков – элегистов. Далее Карамзин ввел сентиментализм. В то время, когда это сентиментальное направление было во всем цвету. Жуковский ввел
Знакомство с европейскими литературами показало новые роды и новый характер искусства. Вместе с поэмой пушкинскою появились роман, повесть, драма, усилилась элегия, и не были забыты: баллада, ода, басня, идиллия.
Теперь совсем не то.
Роман все убил, а повесть изгладила даже следы всего этого, и сам роман с почтением посторонился и дал ей дорогу впереди себя. Поэзию можно разделить на два отдела: идеальную и реальную.
Идеальная поэзия. Поэзия всякого народа в начале своем бывает согласна с жизнью, но в раздоре с действительностью.
Сервантес убил “Дон Кихотом” ложно-идеальное направление поэзии, Шекспир навсегда помирил и сочетал ее с действительностью жизни) Поэма превратилась в роман.
Мы требуем не идеала жизни, по самой жизни, как она есть. Мы не хотим украшать, ибо думаем, что в поэтическом представлении они все равно прекрасна потому, что истинна, и что где истина, там и поэзия. (Это развернутое определение, реализма полемически заострено против Шевырева.)
Впрочем, есть точки соприкосновения этих двух элементов поэзии. Поэмы Байрона, Пушкина, Мицкевича, эти поэмы, в которых жизнь человека представляется, сколь возможно, в истине, но только в самые торжественные свои проявления, в самые лирические свои минуты.
Итак, поэзию можно разделить па идеальную и реальную. Может быть, каждая из них равна другой, когда удовлетворяет условиям творчества, то есть, когда идеальная гармонирует с чувством, а реальная с истиною предствляемой ею жизни.
Форма и условия романа удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни.
“Повесть, – есть эпизод из беспредельной поэмы судеб человеческих” – это сказано Надеждиным в 1831 году. Он писал, что повесть “как эскиз, схватывающий мимолетом одну черту с нелпкой картины жизни, крошечный эпизод из беспредельного романа судеб человеческих” (“Телескоп” 1831 г., ч. 1 №3).
Повесть – распавшийся на части роман, глава, вырванная из романа.
В 20-х годах обнаружились первые попытки создать истинную повесть. Г. Марлинскпй был первым нашим повествователем, зачинщиком русской повести. Он начал свое поприще с повестей русских, народных, то есть, таких, содержание которых берется из мира русской жизни. Одоевский вследствие возмужалости и зрелости своего таланта дал другое направление своей художественной деятельности. Потом оставил аллегорию и заменил их чисто поэтическими фантазиями, проникнутыми Необыкновенной теплотою чувства, глубокостию мысли и какою-то горькою и едкою иронией. Одоевский поэт мира идеального, а не действительного.
Следуя хронологическому порядку, я должен теперь говорить о повестях Погодина. Ни одна из них не была исторической, по все были народными (простонародными). Талант Погодина есть талант нравоописателя низших слоев нашей общественности.
Одно из главнейших мест между нашими повествователями занимает господин Полевой. Отличительная черта – то, что составляет, что делает истинного поэта, состоит в его страдательной и живой способности всегда и без всяких отношений к своему образу мыслей понимать всякое человеческое положение.
Трудно судить о повестях господина Палова, трудно решить, что они такое. Поприще его только начато, но начато так хорошо, что не хочется верить, чтобы оно кончилось дурно.
Итак, Марлинский, Одоевский, Погодин, Полевой, Павлов, Гоголь – здесь полный круг истории русской повести. Задача критики и истинная оценка произведений поэта непременно должны иметь две цели: определить характер разбираемых сочинений и указать место, на которое они дают право своему автору в кругу представителей литературы. Цель русской критики должна состоять не столько в том, чтобы расширить – круг понятий человечества об изящном, сколько в том, чтобы распространять в своем отечестве уже известные, оседлые понятия об этом предмете.
В каждом человеке должно различать две стороны: общую, человеческую, и частную, индивидуальную.
Простота вымысла в поэзии реальной – есть один из самых верных признаков истинного таланта. Совершенная истина жизни в повестях г. Гоголя тесно соединяется с простотою вымысла. Повести г. Гоголя народны в высочайшей степени.
Один из самых отличительных признаков творческой оригинальности состоит в типизме, который есть гербовая печать автора. У истинного таланта каждое лицо – тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец. Комизм и юмор Гоголя имеет свой, особенный характер: это юмор чисто русский, спокойный, простодушный, в котором автор как бы прикидывается простачком. Истинный юмор г. Гоголя все-таки состоит в верном взгляде на жизнь и нимало не зависит от карикатурности представляемой им жизни. Беспристрастие – его идеал.
“Арабески” и “Миргород” носят на себе все признаки зреющего таланта. Гораздо легче чувствовать прекрасное, нежели заставлять других чувствовать и понимать его!
Я очень рад, что заглавие и содержание моей статьи избавляет меня от неприятной обязанности разбирать ученые статьи г. Гоголя, помещенные в “Арабесках”. Я не понимаю, как можно так необдуманно компрометировать свое литературное имя. Отдавая полную справедливость прекрасному таланту г. Гоголя как поэта, мы, движимые чувством той же самой справедливости, желаем, чтобы кто-нибудь разобрал подробнее его ученые статьи.