Мои размышления над строкой Н. С. Гумилева
Судьба, личность и творчество Николая Степановича Гумилева вызывают сейчас большой интерес. Это неудивительно, так как его творчество полно смелости, новизны, остроты чувств, взволнованной мысли. Гумилев был необоснованно причислен к участникам контрреволюционного движения и расстрелян в 1921 году (ему было 35 лет). Свое первое стихотворение “Я в лес бежал из городов…”. Гумилев опубликовал в журнале “Тифлисский листок” в 1902 году, т. е. в 16 лет. В 1905 году появилась книга стихов “Путь конкистадоров”. “В выборе тем, в приемах
Как грустно в небе диком и беззвездном
Растет туман, но я молчу и жду,
И верю, я любовь свою найду…
Я конкистадор в панцире железном.
“Конкистадор” завоевывал не земли, не страны, а новую любовь, проникая в “тайны чудесных снов”, добывая
В сборнике “Жемчужины” Гумилев выражает свое уважение к деяниям таких незабываемых путешественников, как Кук, Лаперуз, да Гама. Небольшой цикл “Капитаны” рожден тем же стремлением к неизведанному, таким же преклонением перед подвигом:
Ни перед грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
С именами великих путешественников входит в цикл “Капитаны” поэзия великих открытий, несгибаемой силы духа всех, “кто дерзает, кто хочет, кто ищет”. В сборниках “Костер” и “Огненный стояк” автор прикасается к миру таинственного, непознанного. Ему близки образы звезд, неба, планет. При некоторой “комичности” действий все стихи выражали взгляды на вполне земные процессы. И все же вряд ли можно говорить о творчестве Гумилева как о поэзии реалистичной. Он сохранил романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера. Многие десятилетия мы были обречены на слухи и домыслы о его судьбе – и о его жизни, и уж тем более об обстоятельствах гибели. В час, когда он родился, морская крепость Кронштадт била штормом. Старая няня увидела а этом своеобразный знак, сказав, что у рожденного “будет бурная жизнь”. И она оказалась права: поиски,. страсть к путешествиям – короткие, но бурные 35 отпущенных Всевышним лет. Как говорят, поэт в России – больше, чем поэт, и никто не может сказать о поэте лучше, чем говорят его стихи:
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в воинственный наряд
Звезду долин, лилию голубую.
Поэзия Гумилева аполитична, и это один из моментов, который наряду с искусством стиха, привлекает меня в его творчестве. В его стихах нашли отражение и любовь, и путешествия, и война, и экзотика. Только политика осталась в стороне. Гумилева волновали не вопросы обустройства мира, а сам удивительный и неизвестный мир, ощущения от столкновения с ним. Он создал теорию акмеизма, призывая воспринимать мир безоговорочно, но сам акмеистом не стал, потому что был больше, значительнее этого направления. Кажется, что каноны акмеизма были для него лишь условностью. А какие были у него учителя! Николай Гумилев – прирожденный поэт, построивший собственный мир слова и чувства. Время доказало, что этот мир нам не чужд, как не чужда любовь и грусть, счастье и разочарование. Но печаль стихов Гумилева особенно лирична, особенно чувственная, по-особому трогательная:
Сегодня, я вижу,
Особенно грустный твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Каждая книга Гумилева – это итог сделанного им на момент ее выхода, это осмысление жизни и серьезная работа души,
Глас Бога слышит в воинской тревоге
И Божьими зовет свои дороги.
Его философская лирика вылилась в сборник “Сагайдак”, в котором он задается вопросами, которые ранее его не волновали, делает открытия, которые до сих пор ему недоступны, например:
Я вежлив с жизнью современной,
Но между нами есть преграда…
Все, что смешит ее, горделивую,
Моя единственная отрада.
Несмотря на большую увлеченность экзотическими странами Африки и Азии, Николай Гумилев безгранично предан родине. В то время, когда многие уже покинули или собирались покидать Россию, он возвращается, идя навстречу первой волне эмиграции. Я не знаю, как сложилась бы его судьба вне родины, но для русской поэзии он сделал максимум того, что мог, именно потому, что вернулся.