Коллективизация и судьбы крестьян в романе М. А. Шолохова “Поднятая целина”
Последнее пятнадцатилетие утвердило взгляд на коллективизацию как на жесточайшую национальную трагедию. Общеизвестен насильственный характер коллективизации, унесшей миллионы крестьянских жизней и приведшей к современному материальному и духовному оскудению деревни. Об этом свидетельствуют и исторические труды недавнего времени, и такие художественные произведения, как (повести Котлован А. Платонова, Овраги С. Антонова, рассказ Пара гнедых В. Тендрякова. Поднятую целину М. Шолохова поместить в этот перечень невозможно. Но значит ли это,
Сюжет романа, казалось бы, свидетельствует о торжестве новых социальных отношений в деревне. Действие Поднятой целины разворачивается с января по осень 1930 года, и за этот ничтожно короткий срок удается достичь целей коллективизации, главной из которых являлось создание нового человека труженика села, лишенного чувства собственности. Последние страницы произведения говорят об успехах, социалистического преобразования деревни: крестьяне по собственному почину приводят в порядок школу, Майданников, Дубцов и Бесхлебнов вступают в партию. Однако, в
Так, в романе Шолохова устами Разметнова говорит сама народная совесть, когда он пытается отказаться от участия в раскулачивании: Раскулачивать больше не пойду Я… с детишками не обучен воевать! Я что. Кат, что. У Гаева детей одиннадцать штук! Пришли мы как они взъюжались, шапку схватывает! На мне ажник волос ворохнулся! Зачали их из куреня выгонять… Правда, затем в романе окажется, что власти разобрались и возвратили из ссылки незаконно раскулаченных Гаевых, тем не менее, к чести Шолохова, эта сцена дает истинное представление о коллективизации как о массовой репрессивной кампании.
Кроме того, на заднем плане романного действия имеются истории мнимых кулаков то есть великих тружеников, которые, работая до кровавых кругов перед глазами, стяжали себе некоторый достаток, за что и подверглись репрессиям со стороны власти. Такова трагическая судьба бывшего красноармейца Тита Бородина, поверившего тому, что революция восстановление попранной социальной неправды, и добровольно ушедшего в Красную Гвардию. Самое страшное даже бывший однополчанин Бородина Нагульнов считает своего товарища преступником, хоть и признает, что хозяйство его нажито честным путем: …вцепился в хозяйство, возвернувшись домой… И начал богатеть, несмотря на наши предупреждения. Работал день и ночь, оброс весь Дикой шерстью, в одних холстинных штанах зиму и лето исхаживал. Нажил три пары быков и грызь от тяжелого подъема разных тяжестев, и все ему было мало! Видим, поедает его собственность! … грозим, что в землю затопчем его, раз он становится поперек путя, делается буржуем и не хочет дожидаться мировой революции. Конечно, в романе в итоге торжествует точка зрения Давыдова на Бородина (…кулаком стал, врагом сделался раздавить!), однако наряду с итоговым моральным осуждением кулаков-тружеников несмело, пунктиром, у Шолохова проходит и народная мысль о том, что вообще коллективизация это ложный путь, по которому пытаются направить деревню. Главный реформатор векового уклада, которым живет Гремячий Лог, Давыдов, воспринимающий хутор как мотор невиданной конструкции. Сравнение, показывающее, что Давыдов не чувствует богатства и глубины жизни, воспринимает жизнь как нечто механическое. Отсюда его тактика безжалостно гнуть и ломать веками складывавшиеся традиции, согласно заранее выработанному плану. Активисты в шолоховском романее абсолютно бескорыстные люди, работающие ради идеи всеобщего будущего счастья, для себя лично ничего не хотящие. Но на страницах романа в их адрес звучит упрек, для современного читателя достаточно знаменательный. Когда Давыдов, Разметнов и Нагульнов приходят по делу в дом к Акиму Бесхлебнову, тот отпускает по их адресу ядовитую шутку: Не сеете, не жнете и сыты бываете. Действительно, несмотря на героические усилия активистов, в глазах трудящегося крестьянина они портфельщики, тунеядцы, уклоняющиеся от честного труда и чужой труд также рушащие.
Но самое важное, что в этом романе Шолохов ставит важнейший для русской литературы вопрос о цене социальной гармонии, и ставит этот вопрос так, что не может не вспомниться Достоевский, герои которого приходят к выводу о недопустимости всеобщего счастья, построенного на детских слезах. Разметнов и Давыдов спорят о том, как относиться к кулацким детям. Давыдов, побеждающий в этом споре, выдвигает идею социального возмездия: А они нас жалелиВраги плакали от слез наших детей Ты!!! Как ты можешь жалеть!! Несмотря на солидарность автора с Давыдовым, в романе заявлена и позиция Разметнова, который не ложет не пожалеть несчастных детей и не рассуждает в тот лиг кулацкие ли они, бедняцкие или середняцкие.
Если Нагульнова не призывают непосредственно нужды революции, то он находит себе дело, могущее в будущем способствовать ее успешному и победному шествию. Например, начинает учить английский язык, не будучи в состоянии почти ничего запомнить из-за больной, вследствие полученной раны, головы и припадков. Все дела, предпринимаемые им для скорейшего пришествия мировой революции, столь же фантастичны и далеки от реальной жизни. Жену свою, Лушку, он как бы отпустил за ненадобностью. Ревности он вроде бы не испытывает, опять-таки весьма последовательно отрекаясь от последних остатков собственнического инстинкта. Друг и соратник для него гораздо дороже и важнее жены.
И еще одна важная черта в образе самого последовательного коммуниста, борца за мировую революцию. Это его способ наведения порядка в мире. Если что-то портит этот порядок, с точки зрения Нагульнова и коммунизма, оно подлежит немедленному и безжалостному уничтожению. Так он рубит голову петуху Аркашки Менка, потому что его голос нарушает стройность петушиного хора, так он предлагает расстрелять тех, кто резал скот, так он уничтожит любое и любого, если сочтет его вредным для революции.
Образ Макара Нагульнова обаятелен, ибо включает в себя абсолютную и непоколебимую веру в свое дело и преданность этому делу. Но сквозь его чистоту, искренность и страстность проступает такая не сомневающаяся в себе жестокость, такая безоглядная способность к разрушению, что под сомнением оказываются и сама вера и преданность, позволяющие человеку быть столь бесчеловечным.