Герой романа Д. С. Мережковского “Петр и Алексей”
Трилогия создавалась в течение почти целого десятилетия, и внутренняя ее концепция менялась. В первом романе – “Отверженный” (позднее печатался под заглавием “Смерть богов (Юлиан Отступник)”) – Мережковский обращается к эпохе императора Юлиана (IV век), пытавшегося возродить язычество и уничтожить победившее его христианство. В период создания романа Мережковский увлекался антихристианскими идеями Ф. Ницше, под влиянием которого возрождение язычества предстает как торжество “веселия жизни”, земных радостей над бесплодным
Вторая часть трилогии – роман “Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)” – была обращена к эпохе Возрождения, когда происходит новое открытие античности, и статуи языческих богов снова воскресают уже как произведения искусства. В этом романе противостоящие друг другу языческие и христианские идеалы рассматриваются как две равноправные, но непримиримые правды. Отсюда двойственность, которую приобретают все начинания Леонардо в изображении Мережковского. В третьей части трилогии, романе “Петр и Алексей”, тема противостояния христианства и язычества не является главной,
П. в изображении Мережковского предстает как носитель антинациональных государственных устремлений, направляющих Россию по внутренне чуждому ей пути. Бюрократическое государство, которое создает он самыми варварскими методами, с его “противоестественной” столицей, строится на костях людей. Это дьявольское наваждение, о котором пророчествует царевна Марфа Алексеевна: “Петербургу быть пусту”. П. не только распутник, пьяница и сквернослов, но и гонитель русской церкви, убийца стрельцов, участвовавший в пытках собственного сына. Изображая П., Мережковский, вслед за раскольниками, наделяет его чертами апокалиптического антихриста. Истинными носителями христианских идей выступают в романе раскольники-старообрядцы, ощущающие деятельность П. как глубоко враждебную, мечтающие посадить на русский трон царевича Алексея и возродить с его помощью исконные русские обычаи, вернув столицу в Москву.
П. противостоит царевич Алексей, к которому как к последней надежде тянутся все защитники самобытности, не принимающие петровских реформ, и которому явно симпатизирует простой люд. В конфликте П. и Алексея симпатии Мережковского на стороне пусть слабого и безвольного, но все-таки гораздо более человечного Алексея. В сцене убийства сына П. слышны отзвуки евангельского мифа о сыне, приносимом Богом-отцом в жертву миру. Поступки П. приобретают тем самым некоторое оправдание. В более поздней публицистике Мережковский высоко оценивал значение петровских реформ. В статье “Теперь или никогда” (1905) он называл “религиозным подвигом” П. то, что он “согласился принять на себя страшную тень Зверя, тень Антихриста”.
Роман насыщен множеством достоверных исторических и бытовых подробностей. Но, несмотря на это, П. в изображении Мережковского скорее схема, наделенная некоторыми авторскими мыслями, чем живой исторический характер русского царя.
В 1920 году на материале романа Мережковский написал пьесу “Царевич Алексей”, которая в режиссуре и оформлении А. Н. Бенуа шла на сцене Большого Драматического Театра в Петрограде. Роль царевича Алексея играл Н. Ф. Монахов.
Герой нескольких произведений А. Н. Толстого: рассказа “День Петра” (1918), пьесы “На дыбе” (1929, 2-я ред. под назв. “Петр I” – 1934, 3-я ред.- 1938), исторического романа “Петр Первый” (1-я кн.- 1929-1930, 2-я – 1933-1934, 3-я, неоконч.,- 1944-1945), а также киносценария (1937-1939, в соавторстве с режиссером В. М. Петровым). Образ П. в про “ведениях Толстого получил разные истолкования, обусловленные как временем их написания, так и жанровыми особенностями, различными для героев эпического сюжета и драматической фабулы. Тем не менее общая тенденция в трактовке личности Петра оставалась неизменной.
Она складывалась у писателя под влиянием исторических сочинений С. М. Соловьева (“Публичные чтения о Петре Великом”, 1872, и другие работы) с их образом “народного царя”, призванного осуществить великое дело преобразования России, олицетворяющего собой идею сильной самодержавной власти, понимаемой как явление внесословное и надклассовое. Толстому безусловно близок пушкинский образ Петра, героя Полтавы, воздвигшего “в гражданстве северной державы огромный памятник себе”. В изображении Толстого П. не имеет ничего общего с “царем-антихристом”, каким его показал Мережковский. А вот враги дела Петрова – явные слуги антихриста, творящие “черные мессы”, страшащиеся рассвета Руси.
В пьесе “На дыбе” П. показан как личность исключительная и трагическая. Это, по выражению Б. В. Алперса, Гулливер, попавший в страну лилипутов. Он – единственный носитель преобразующей воли, обреченный на одиночество, окруженный предательством и изменой. Пока П. силен, все ему подвластно. Буквально по мановению руки воздвигается город и создается флот. Но только силы оставляют П., и все восстает против него. В финале умирающий император видит, как буря разбивает в щепы построенный им флот, а хлынувшее море затопляет воздвигнутый им град.
В романе Толстого, хронология которого охватывает период с 1682 по 1704 г., от смерти царя Федора Алексеевича и венчания на царство Ивана и Петра до взятия Нарвы, образ П. приобрел большую историческую объективность, хотя и лишился трагической составляющей героя пьесы. П. сталкивается с оппозицией, подавляет мятежи, сражается с ордами неприятелей, но его исторический выигрыш предопределен.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)