Тема Великой Отечественной войны в прозе XX века
В повести К. Воробьева “Убиты под Москвой” рассказывается о трагедии молодых кремлевских курсантов, посланных на смерть во время наступления немцев под Москвой зимой 1941 года. Писатель ставит важную проблему убийства своих своими же. Ему удалось показать весь ужас предательства своих мальчишек, которые вначале “почти радостно” реагировали на пролетавшие юнкерсы. Главный герой повести Алеша Ястребов, как и все, “нес в себе неуемное, притаившееся счастье”, “радость гибкого молодого тела”. Описанию юности, свежести в ребятах
Он отдавал запахом антоновских яблок… ногам сообщалось что-то бодрое и веселое, как при музыке”. Молодые лейтенанты ели галеты, хохотали, рыли окопы и рвались в бой. Они не догадывались о подступавшей беде. “Какая-то щупающая душу усмешка” на губах майора НКВД, предупреждение подполковника, что 240 курсантов не получат ни одного пулемета, насторожили Алексея, знавшего наизусть речь Сталина, что “мы будем бить врага на его территории”, и он догадался об обмане. “В его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны”,
Завязкой сюжета становится появление самолетов-разведчиков. Командир капитан Рюмин уже знал: “на нашем направлении прорван фронт”, когда в расположении роты появился генерал Переверзев – странный, растерянный, утративший волю. Алексею Ястребову Рюмин посоветовал сказать ребятам, что Переверзев – контуженый боец, изображающий себя генералом. Об истинном положении на фронте рассказал раненый боец: “Нас там хоть и полегла тьма, но живых-то еще больше осталось! Вот и блуждаем теперь”. Появление политрука Анисимова вызвало надежду, когда он “призвал кремлевцев к стойкости и сказал, что из тыла сюда тянут связь и подходят соседи”. Но это было очередное вранье. Начинался минометный обстрел, показанный Воробьевым в натуралистических подробностях страданий раненного в живот Анисимова: “Отрежь… Ну, пожалуйста, отре-жь…” – умолял он Алексея. “Ненужный слезный крик” накапливался в душе Алексея. Человек “стремительного действия”, капитан Рюмин понял: они никому не нужны, они пушечное мясо для отвлечения внимания противника. “Только вперед!” – решает он про себя, ведя в ночной бой курсантов. Они не орали “ура! за Сталина!”.
Патриотизм курсантов выразился не в лозунге, не во фразе, а почти по – толстовски – в поступке. И после победы, первой в жизни, молодая, звенящая радость этих русских мальчишек: “…В пух разнесли! Понимаешь? Вдрызг!” Но это стало началом развязки. Началась самолетная атака немцев. К. Воробьев потрясающе изобразил ад, используя новые образы: “дрожь земли”, “плотная карусель самолетов”, “встающие и опадающие фонтаны взрывов”, “водопадное слияние звуков”. Несобственно-прямая речь как бы воспроизводит страстный внутренний монолог в душе Рюмина: “Но к этому рубежу окончательной победы роту могла привести только ночь, а не этот стыдливый недоносок неба – день! О если б мог Рюмин загнать его в темные ворота ночи!..”
Вторая кульминация сюжета происходит после атаки танков, когда бежавший от них Ястребов увидел прижавшегося к ямке на земле молодого курсанта. “Трус, изменник – внезапно и жутко догадался Алексей, ничем еще не связывая себя с курсантом”. И пришла догадка, что он такой же. Курсант предложил Алексею доложить наверх, что он, Ястребов, сбил юнкере. “Шкурник”, – думает о нем Алексей, угрожая отправкой в НКВД после их спора о том, как быть дальше. В каждом из них боролись страх перед НКВД и совесть. И Алексей понял, что “смерть многолика”: можно убить товарища, подумав, что он изменник, можно убить себя в порыве отчаяния, можно броситься под танк не ради героического поступка, а просто потому, что инстинкт жизни диктует это. К. Воробьев исследует эту многоликость смерти на войне и показывает, как это бывает, без ложного пафоса.
Повесть поражает лаконизмом, целомудрием описания трагического. “Оторопелое удивление Алексея перед тем, чему был свидетель в эти пять дней жизни”, рано или поздно уляжется, и тогда он поймет, кто был виноват в нашем отступлении, в гибели самых чистых и светлых, не поймет только, почему седые генералы там, под Москвой, принесли в жертву своих “детей”.
У Воробьева в повести как бы столкнулись три правды: “правда” кровавого фашизма, “правда” жестокого сталинизма и высокая правда юношей, живших и умиравших с одной мыслью: “Я отвечаю за все!”