Своеобразие изложения произведений Грина
Прав был М. Слонимский, когда писал, что Грин “отлично владел русским языком”, но что этот язык его нередко выглядит “нерусским… потому, что русские слова несут у этого фантаста и мечтателя функции, подчас новые для русской Литературы”.
Иногда мы можем даже проследить, как создается эта необычность образа: “…перед ним стоят трое, рассматривая новичка пристальным взглядом…”. Обычная, ординарная фраза, но автор заканчивает ее: “…взглядом попугаев” – и картина преображается: это уже фраза. Другие примеры:
Грин обладал поистине удивительным
А посмотрите, сколько разнообразных и выразительных характеристик дает он тишине: “потикивание часов вело многозначительный разговор с тишиной”, “отравленная тишина”, он “еще не переживал такой тишины – отстоявшейся, равнодушной и утомительной”; “пережидала эту безумную ночь яркая тишина”, “за окном стояла внимательная, четкая тишина”, “тишина пустыни прислушивалась к идущему человеку” и т. д.
Подчас просто поражает неожиданность, самобытность гриновских сравнений и используемых им словосочетаний: “лицо, как взбитая, приглаженная подушка”; “желтые, как одуванчики, цыплята”; “пухлый, как заспанная щека, хлеб”; “будильники – палачи счастья”; “счастье сидело в ней пушистым котенком”; “солнечный завив садовой аллейки”; “звучная паутина фантазии”; “звук был неглубок, тих и приятен, как простая улыбка”; в глазах шпица – “тоска по беседе” и т. д.
Несмотря на всю необычность и даже рискованность подобных выражений, в них нет претенциозности, вычурностн: они убедительны, потому что, во-первых, полностью и духе гриновской стилистики, его образотворчества, а во-вторых, при всей своей необычности,- точны.
И читатель, возможно, не принявший бы подобную образную систему в произведениях другого автора, в рассказах Грина идет ей навстречу своим ответным поэтическим настроением.
Известно, что когда кто-то назвал Куприна первым писателем из вторых, он очень обиделся и возмутился этой оценкой. Грина это удивляло, и он спокойно говорил о себе: “Я принадлежу к третьестепенным писателям, но среди них, кажется, нахожусь на первом месте” .
Это была скромная самооценка, но это не та скромность, от которой за версту несет обидой и самоуничижением, а оценка своего места в литературе, основанная отчасти на отношении критики к творчеству писателя.
Да, критика не жаловала Грина, но иначе относились к Грину его товарищи по перу – писатели. Вскоре после смерти Грина, в марте 1933 г., А. Фадеев и Ю. Либединский обратились в издательство “Современная литература” с письмом, в котором предложили издать избранные произведения писателя. Они писали: “Несомненно, что А. С. Грин является одним из оригинальнейших писателей в русской литературе. Многие книги его, отличающиеся совершенством формы и столь редким у нас авантюрным сюжетом, любимы молодежью”.
Об этом предложении, и о трудностях, которые выросли на пути его осуществления, узнали и другие писатели, и в издательство поступил ряд отзывов крупнейших советских писателей, горячо поддерживавших необходимость издания сочинений Грина1. “Грин – замечательный писатель. Это известно нам всем. Грин для многих из современных наших писателей был школой во многих отношениях. Для меня лично Грин – один из любимейших мастеров,- мастер удивительный, в своем роде единственный в русской литературе…” (Ю. Олеша); “Таких писателей, как А. С. Грин, во всем мире не больше десятка” (Л. Сейфуллина); “Издавайте Грина, товарищи!” (Н. Огнев); “Считаю совершенно необходимым издание книги замечательного, единственного в этом роде – и для нашей литературы в особенности – писателя А. С. Грина” (Л. Леонов); “Грин – мастер сюжетной новеллы, писатель с мужественной настройкой, у него есть, что перенять, чему научиться” (А. Малышкин); “А. Грин – один из замечательнейших наших писателей. Отнестись с пренебрежением к делу издания его сочинений – это преступление перед памятью покойного писателя и перед советским читателем” (В. Катаев ); “Полагаю, что издание сборника А. Грина, большого мастера сюжетного построения,- есть обязанность наша, т. е. всех, кто должен заботиться о сохранении лица эпохи и ее литературы” (Н. Асеев); “А. Грин – один из любимейших авторов моей молодости. Он научил меня мужеству и радости жизни. Мало кто из русских писателей так прекрасно владел словом во всей его полноценности и никто, я уверен в этом,
Не умел так сюжетно строить. Мы не имеем права забыть этого писателя – это бесхозяйственно” (Э. Багрицкий); “Мнение товарищей поддерживаю” (М. Светлов); “Дело хорошее, писатель хороший” (Вс. Иванов).
Удивительное единодушие в оценке творчества Грина писателями совершенно разных творческих направлений говорит о многом. Отбросим некоторые преувеличения, вызванные, возможно, с одной стороны, сопротивлением издательства, а с другой – очень большой близостью романтического метода Грина, например, поэту-романтику Э. Багрицкому, и увидим главное – Грин нужен советскому читателю. Это было бесспорно для всех писателей старшего поколения.
Прошли годы – и “за Грина” голосуют писатели, вошедшие в нашу литературу уже после войны: “Грин один из немногих, кого следует иметь в походной аптечке против ожирения сердца и усталости. С ним можно ехать в Арктику и на целину и идти на свидание, он поэтичен, он мужественен” (Д. Гранин); “Если любовь к А. Грину сохраняется в зрелые годы, значит человек уберег свое сердце от постарения” (10. Нагибин) .
Немало стихов написали о Грине советские поэты – Вс. Рождественский, В. Саянов и другие.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)