Сочинение анализ поэм Ахматовой
Поэма Ахматовой – сложное, многомерное произведение с широко разветвленным смыслом, зависящим от множества ассоциативных связей. В композиционном построении участвуют ряды эпиграфов вступления, посвящения, предисловия и послесловия, отрывок из письма, значимые датировки, прозаические заставки к частям и главам, напоминающие театральные ремарки, и, наконец, примечания, которые гораздо теснее связаны с остальным текстом, чем примечания к “Онегину”. Принцип монтажности выступает в поэме еще заметней.
Совершенно в духе Пушкина
Пояснения усложняются, появляется литературный фон, играющий столь важную роль как в “Онегине”, так и в “Поэме без героя”. Например: “”Столетняя чаровница” – романтическая поэма вроде “Беппо” Байрона” (примечание 6) (19)*. Страстные и напряженные строки, посвященные этой чаровнице, разрешаются шутливой интонацией, вызывающей по-пушкински ироническое примечание:
Я пила ее в капле каждой И, бесовскою черною жаждой Одержима, не знала, как Мне разделаться с бесноватой: Я грозила ей Звездной Палатой И гнала на родной чердак… (С. 435)
“Чердак – это место, где, по представлению читателей, рождаются все поэтические произведения”. У Ахматовой, как и у Пушкина, возникают порой ссылки на собственные стихи. Так, по поводу строки “К Аи я больше не способен” Пушкин цитирует свое послание к брату:
В лета красные мои Поэтический Аи Нравился мне пеной шумной, Сим подобием любви Или юности безумной и проч. (VI, 194) В тексте Ахматовой читаем: В хрустале утонуло пламя, “И вино, как отрава, жжет”. (С. 418) В Примечании указывается источник последней строки: Отчего мои пальцы словно в крови И вино, как отрава, жжет? (Новогодняя баллада. С. 440)
В некоторых примечаниях возникает прямая перекличка с “Онегиным”. Как известно, у Пушкина в “Онегине” есть так называемые “пропущенные строфы”, призванные побуждать читателя к сотворчеству, напрягая его воображение. Как и Пушкин, Ахматова обозначает некоторые строфы римской цифрой и рядами точек, а в примечании пишет: “Пропущенные строфы – подражание Пушкину. См. в “Евгении Онегине”: “Смиренно сознаюсь также, что в Дон Жуане есть две выпущенные строфы”, – писал Пушкин (примечание 10) ” (с. 440).
В стихотворном тексте Ахматовой есть место, где она пишет о похоронах Шелли, и к стихам:
И все жаворонки всего мира Разрывают бездну эфира (С. 436)
Относится примечание 12: “”Жаворонки” см. знаменитое стихотворение Шелли To the Skulark “К жаворонку”” (с. 440), и приводится кусочек текста. Все это весьма напоминает пушкинскую отсылку к “Рыбакам” Гнедича. К строке “Ясно все: не ко мне, так к кому же” относится иронический комментарий: “Три “к” выражают замешательство автора” (с. 440). Порой и Пушкин и Ахматова акцентируют в примечаниях различные возможности развертывания текста (кстати, “Поэма без героя” вообще не существует в окончательной версии, в принципе, их можно выбирать). Иногда примечания Ахматовой подчеркивают условность поэтического текста или сиюминутность его возникновения (и то и другое – типично пушкинские черты).
Подобные примеры легко умножить. Но даже и в этих беглых сопоставлениях достаточно явственно проступает структурная и эстетическая функция авторских примечаний к “Евгению Онегину”. На фоне предшествующих, сопутствующих и последующих литературных явлений, по контрасту или сходству, вырисовывается, что примечание – важная составляющая связь в композиционной “мозаике” большой лиро-эпической формы наряду с такою же ролью предисловий, эпиграфов, посвящений, вставок, “пропусков” текста и т. п., и, наконец, примечания как жанровая черта стихотворного романа частично входят в более широкий структурный принцип жанра – столкновение стиха и прозы.