Кривулин Виктор Борисович

Кривулин Виктор Борисович (p. 1944) – поэт, прозаик, литературный критик, эссеист. Окончил филологический факультет Ленинградского университета. В 70- 80-е гг. – одна из ведущих фигур ленинградского андерграунда. В 1976-1981 гг. вместе с Т. Горичевой, Л. Рудкевичем и Б. Гройсом выпускал самиздатский журнал “37”, в 1980 г. вместе с С. Дедюлиным – журнал “Северная почта” Развивал в своем творчестве традиции модернистского искусства.

С 1962 по 1985 г. в периодике Кривулин напечатал в общей сложности пять стихотворений. На Западе публиковался

в журналах “Континент”, “Грани”, “Синтаксис”, “Вестник РХД”, “Новый журнал”, “22”, “Эхо”, “Ковчег”, “Стрелец”, “Гнозис”, газетах “Русская мысль”, “Панорама”, “Наша страна” и др. Выпустил книгу стихов в издательстве “Ритм” (Париж, 1981) и “Стихи” в издательстве “Беседа” (т. 1-2, Париж, 1987-1988).

В СССР Кривулин начал систематически публиковаться в годы гласности (“Родник”, “Радуга” (“Vikerkaar”), “Вестник новой литературы”, “Нева”, “Искусство Ленинграда” и т. д.). В 1990 г. журнал “Вестник новой литературы” напечатал

роман Кривулина “Шмон”, состоящий из одной фразы, оформленной по принципу “потока сознания”.

Ассоциативная метафоричность – характерная особенность образном системы произведений Кривулина-поэта. В 80-е гг. в его творчестве осуществляется переориентация на постмодернизм. Как модернистские, так и постмодернистские стихотворения Кривулина представлены в сборнике “Обращение” (1990). Произведения последних лет – по преимуществу постмодернистские – вошли в сборники стихов “Концерт по заявкам” (1993), “Последняя книга” (1996/.

Меньший резонанс, нежели концептуализм, получила на рубеже 80-90-х гг. постмодернистская поэзия метаметафористов, хотя некоторые из знатоков ценят ее выше концептуалистской. Возможно, публика далека от проблем, интересующих этих авторов, возможно, улавливает в их произведениях дефицит оригинальных, значительных идей, чего не искупает даже виртуозная техника. Момент топтания на месте, самоповторения метаметафористов весьма ощутим. Не без потерь, но все же удается поддерживать свою репутацию Алексею Парщикову (“Фигуры интуиции”, 1989; “Выбор места”, 1994); Татьяне Щербине (“00”, 1991; “Жизнь без”, 1997), некоторым другим поэтам. Зато по-настоящему раскрылся, обратившись к постмодернизму, Виктор Кривулин.

На протяжении многих лет главным объектом творчества Виктора Кривулина была культура. Силой поэтического слова художник как бы оживлял гравюру, гобелен, картину, архитектурное сооружение, страницу книги, легендарный или исторический эпизод, извлекая религиозный, нравственный, эстетический смысл посланий, адресованных векам. Настойчивость, с какой он обращался к культурному наследию, погружаясь в него с головой, – свидетельство не только тяготения к прекрасному, но и потребности “уйти” в культуру, чтобы спастись от “собраний старческих и радостей свиных”. Сфера литературы, искусства, религии была для поэта духовным оазисом, пребывание в котором позволило не задохнуться в повседневности. Неудивительно, что культура становится в творчестве Кривулина мерилом жизни. В 80-е гг. поэт все чаще прибегает к деконструируемым цитациям как средству культурфилософской характеристики своей эпохи, в некоторых случаях использует и элементы поэтики соц-арта. Основные источники цитации – Библия, художественная литература, живопись.

Нередко Кривулин дает именно картину жизни, обращается к “жанровым сценам”, “пейзажам”, “натюрмортам”, но наполняет их Символико-философским содержанием. Так, в цикле “Два натюрморта” (1989) искусство и жизнь “просвечивают” друг друга. Картина у Кривулина способна оказаться более “живой”, чем окружающая реальность, а главное – более одухотворенной, светоносной, гипнотизирующей человека неизъяснимой притягательной силой, так что хочется перейти внутрь нее и поселиться там. Она воплощает то, чего недостает людям в повседневной действительности: красоту, гармонию, духовно-эмоциональную мощь. За описанием картины проступает смутно-желанный идеал мира иного, который символизирует понятие “Свет”, отрицая ту страшную, коверкающую человека жизнь, которая его окружает:

Я поражен я в оба глаза гляжу похожий на глазунью гляжу как водка на стаканы из глубины своей зеленой – я вижу Свет ненаселенный пустующий обетованный.

Многие из используемых Кривулиным метафор и акцентируют оскудение, угасание, умерщвление жизни, отсутствие в ней качеств, присущих естественному, полноценному бытию. В “Стихах из Кировского района” (1990) безжизненный пейзаж пустыни ассоциируется с агонией самой жизни, мерзость городского запустения предстает как зеркальное отражение развала и распада. Промежуточные связи между понятиями у поэта нередко опущены; достаточно оказывается намека, случайно вырвавшегося слова, и, в сущности, любая деталь выступает как значимый символ целого.

В стихотворении “Объект эксперимента” (1989) жизнь массовых людей воссоздается посредством соотнесения действительности с картиной Сезанна “Любители абсента”, сниженный вариант которой дает Кривулин. Поэт живописует результат расчеловечивания человека, утрачивающего значение субъекта, превращающегося в объект государственного диктата и манипулирования, обреченного на запрограммированное существование. Не имея возможности реализоваться, многие уходят в “искусственные рай” (Бодлер), в алкоголь, токси-команию (если и алкоголь не по карману). Почти полное отсутствие знаков препинания, сплошной текст усиливают ощущение абсурда, пьяного бреда.

Не прибегая к прямым политическим формулировкам, Кривулин воспроизводит убийственный по своей униженности, бесплодности, безысходности образ жизни, лишающий человека свободы, перспектив, идеалов. Поэт бесконечно жалеет несчастного токсикомана, который готов на употребление клея вместо абсента и, более того, сама жизнь которого стала “заменителем” полнокровного существования.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Кривулин Виктор Борисович