Краткое изложение рассказов Горького “Коновалов” и “Супруги Орловы”
Особый интерес представляют рассказы Горького “Коновалов” (1896) и “Супруги Орловы” (1897), также связанные с темой босячества. Первый из них, по отзыву цензурного комитета, имел в себе много меет “социалистического и резко возбудительного” характера. У героев обоих рассказов – Коновалова и Григория Орлова – есть нечто общее; оба рабочие: первый – пекарь, второй – сапожник, оба знают свое дело, умеют работать и, кажется, могли бы жить по-человечески.
И тем не менее оба спиваются, опускаются на дно. Первый запил от сознания
В Коновалове, в его внешности, в чертах характера есть что-то роднящее его с народными героями русской истории, со Стенькой Разиным: буйная сила, широкая русская натура. Но все это было задавлено жизнью, каторжным трудом, и в своем протесте и Орлов и Коновалов могли подняться лишь до анархического бунта. В рассказе “Коновалов” привлекает внимание мысль, очень важная с точки зрения горьковской концепции человека: мысль об ответственности каждого за то, кем он стал в жизни, как сумел сохранить в себе человеческое.
В ответ на слова рассказчика, что он “жертва среды и условий”, Коновалов упрямо твердит:
“Сами мы пред собой виноваты… Каждый человек сам себе хозяин, и никто в том не повинен, ежели я подлец!.. – Да погоди,- кричал я,- как может человек устоять на ногах, коли на него со всех сторон разная темная сила прет? – Упрись крепче! – возглашал мой оппонент, горячась и сверкая глазами. – Да во что упереться? – Найди свою точку и упрись! – А ты чего же не упирался? – Вот я те и говорю, чудак-человек, что я сам виноват в моей доле!.. Не нашел я точки своей! Ищу, тоскую – не нахожу!”
На первый взгляд кажется, что Горький согласен с рассказчиком, тем более, что рассказчик-то – не кто иной, как Алексей Пешков. И все же в такой заостренной форме, даже впадая в крайность (“никто в том неповинен”), Горький ведет читателя к мысли, что человек должен найти “свою точку”, опору в жизни (как нашел ее Алексей Пешков) и не уподобляться людям, которые “всегда сваливали свои неудачи на безмолвную судьбу, на злых людей”, без конца кричали о том, что они “люди необыкновенные”, даже гениальные, но их, видите ли, “среда заела”. Драма Коновалова в том и заключалась, что он не сумел найти точки опоры. И не случайно автор-рассказчик, уже один, без своего товарища – “рыцаря на час”, задумывается над тем, как быть дальше:
“Я долго смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой уголь понемногу становился меньше, покрывался пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я смотрел и думал:- Так и все мы… Хоть бы разгореться ярче!”
Это стремление “разгореться ярче” Горький выразил в героических образах ряда своих ранних произведений. Черты героических характеров людей, способных на смелые поступки и подвиги, мы видели в двух украинских крестьянах из очерка “Для мира”, они есть в образе девушки-революционерки, погибшей в сибирской ссылке (“Мааленькая!”, 1895). Те же черты проявляются в характере наборщика Николая Гвоздева из рассказа “Озорник”, в солидарности киевских и орловских наборщиков, поддержавших своих товарищей из Казани (“Нечто о наборщиках”, 1896). Эти характеры только складывались, но в них уже проявились большие потенциальные возможности.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)