Краткое изложение “Бузя”. Часть третья
“Дорогому сыну…” Так начиналось письмо, в котором отец посылал деньги, просил приехать, потому что стыдно перед людьми, единственный сын забыл родной дом. Еще в письме было сообщено, что Бузя после зеленых праздников выходит замуж.
Отец писал остро впервые с тех пор как мы расстались, не ссорясь. “Я нарушил его заветы. Пошел своей дорогой – подался учиться “. Письма из дома были короткие, сухие, но в своем царстве грез я этого не замечал. И последнее письмо, где говорилось о свадьбе Буге, меня разбудил. Бузя, которая всегда была
“Каждый раз, когда я видел Бузю, я должен упомянуть Суламифь, что в” Песни песней “. Мы любили, как брат и сестра. Я рассказывал ей сказки, и она любила их слушать. Лишь одну сказку Бузя не любила – “о царевне, которую очаровали, схватили из-под венца и посадили в хрустальный дворец на семь лет, а я лечу освобождать ее…”
“А теперь пишут мне, что ее надо поздравить. Она заручилась… Бузя – невеста! Чья невеста! Чья, не моя… “
“В тот же день, когда получил от отца письмо, я сел и поскакал домой”.
Городок
Дома “ничто не изменилось на волоске”. У отца только прибавилось серебра в бороде, а у матери румяное личико пожелтело.
Бузя тоже ничуть не изменилась.
“Не стала другой ни на волосок. Выросла только. Выросла и лучшая стала… Глаза – такие же красивые, синие глаза из “Песни песней”. Только более задумчивые, заглубленные, расстроены.
Как посмотрю на Бузю, помнится она прежняя: праздничные платья, маленькие ботинки, глаза голубки, волосы – стадо коз, зубки – стадо белых ягнят, губки – пурпурная лента и, как мед, сладкая речь.
Я поздравляю Бузю. Щеки ее покраснели, а глаза она опустила. Почему?
“Говорить с ней – негде”. Рядом отец, мать, родственники, соседи. Все хотят увидеть меня, услышать, где был и что слышал. Я встречаюсь с глазами Буге, и приходит мне в голову, как некогда “Песнь песней”: “Сад заперт, – сестра моя, невеста”.
Буря и гнев против себя в моей душе. Я негодую на те дураки, мальчишеские мечты, ради которых я оставил родных, забыл Бузю, потерял свое счастье, потерял навеки.
Потерял? Это невозможно. Пусть только перевернусь с Бузэу несколькими словами. Но все стоят вокруг меня, все хотят меня увидеть и послушать, “все осматривают меня, как медведя, как существа из другого мира”.
Внимательнее всех слушает меня отец. Он спокоен, но чувствую, что он обижен, ведь я нарушил отцу заветы, пошел своей дорогой.
Мать со слезами на глазах стоит и слушает меня, “глотает, глотает каждое мое слово”.
Бузя вместе со всеми смотрит мне в рот, глотает каждое мое слово. Я пытаюсь что-то прочитать в ее глазах и ничего не понимаю.
“Понемногу люди расходились, и мы остаемся сами: отец и мать, я и Бузя”. Мать вносит знакомую пасхальную тарелку, Бузя подает нож и вилку. Все мне знакомо. Ничто не изменилось. Разве что накануне праздника мы тогда ели из Бузэу из одной тарелки. И полные карманы орехов тогда дала нам мать. И мы взялись тогда за руки и полетели, как орлы. И прыгали вместе с бревна на бревно.
– Шимек, пока мы еще будем бегать?
“А я отвечаю ей языке” Песни песней “:
– “Доколе день холодом дышит и тени протягиваются…”
Это было много лет назад. “Теперь Бузя выросла, стала взрослой. И я вырос, стал взрослым. И невестой Бузя стала, чьей невестой, чьей, не моей… “
Я хочу сказать ей языке “Песни песней”: “Покажи мне лицо твое, дай послушать твой голос”. Я хочу услышать в ответ: “Пойдем, милый, пойдем, милый, выйдем в поле – не здесь, а на дворе… дворе… Там я тебе скажу “.
Я вскакиваю и мимоходом говорю Буге:
– Может, немного прогуляемся. Я хочу увидеть город…
“Что это случилось с Бузэу? Побагровело ее лицо, словно пламенем взялось. Но надо уже идти в синагогу. Мы начинаем переодеваться…
Но что это с Бузэу? Ее лицо погасло, как заходящее солнце, как день, что меркнет…
О чем думает теперь Бузя? Обо мне, о матери, которая забыла, что дочь, о своем женихе, которого, наверное, навязали ей наши отец и мать против его воли? “Или она считает дни до свадьбы со своим любимым женихом, ее избранником? А мне она только сестра.
“Нет. Сегодня не смогу сказать Буге ни слова, ни полслова даже… Мы с отцом переодеваемся и идем в синагогу “.
Наша старая-старая синагога тоже “не стала другой ни на волосок… Только немного почернели стены… постарели лавы “.
“И прихожане мало изменились. Только немного постарели. Черные бороды сделались седые. Уровне спины согнулись “. А наш старый раввин совсем не изменился: “был белый как снег и остался белый как снег”.
Синагогальных служка Азриэль так и остался без каких-либо следов бороды. Как и прежде, он хорошо хлопает по столу, когда нужно за ходом богослужения. Правда, теперь уже нельзя оглохнуть, как раньше, от того хлопанье.
Когда, много лет назад, моя маленькая душа парила вместе с ангелами во разрисованными сводами. Здесь я вместе с отцом ревностно и горячо молился.
И вот опять все молятся истово и страстно, но мои мысли далеки от молитвы. Я хотел молиться вместе со всеми, но в молитвеннике наталкиваюсь на “Песнь песней”: “Прекрасная ты; возлюбленная моя! О, какая же ты красивая! Глаза твои – голуби… “
И снова: “Пришел я в мой сад, сестра моя, невеста… Собрал мирры, нюхал зелье мое, ел мой мед, напился вина… “
Но что я выдумываю? “Сад – не мой сад. Бузя – не моя невеста. Бузя чья невеста. Чья, не моя! .. “Как я мог допустить это? Разве она не писала, что ждет меня? Чего же я откладывал встречу так долго, пока она бросила писать?
С поздравлениями мы входим с отцом домой. С поздравлениями Бузя и мать встречают нас. Ничто не стало другим ни на волосок.
“Как много лет назад, так и теперь, в эту ночь, наша хата полна прелести… Праздничный блеск разлился по нашей хате “: скатерть, как свежий снег, свечи сияют в серебряных подсвечниках, мама, как царица, а Бузя – царевна из” Песни песней “.
“Жаль, что” царевича “посадили так далеко от” царевны “, что нельзя, как раньше, рассказать сказку о заколдованную царевну, сидевшая в хрустальном дворце семь лет и ждала, пока кто спасет ее.. … “
Сказки были много лет назад. “Теперь царевна уже выросла, стала взрослая. И царевич вырос, стал взрослый “. Мы с отцом вслух читаем Агаду (молитвенник), а Бузя и иметь шепотом повторяют стих за стихом. Отец доходит до “Песни песней”: “И большие воды – никакие воды не погасят любовь…” – и я подхватываю: “И реки не смоют – и реки не могут его затопить…”
Отец, усталый четырьмя чашами вина, дремлет и потихоньку засыпает. Деликатно, трогательно иметь будит его и отводит спать, а мы с Бузэу можем перекинуться несколькими словами.
Я предлагаю пойти прогуляться и поговорить, но Бузя отвечает, что завтра мы обо всем поговорим. Я подхожу к ней, чувствую знакомый запах ее волос, и на ум приходят слова из “Песни песней”: “Мед течет из уст твоих, невеста. Мед и молоко под языком твоим. А запах одежды твоего – приятное горы Ливана! .. “
Далее мы уже говорим только глазами…
Поступает мать и ведет меня в отдельную комнату. “Там мать разглаживает своими красивыми белыми руками белое одеяло на моей кровати, а ее губы шепчут:
– Спи здоровый, дитя мое, спи здоровый… “
В этих словах столько любви, что я готов упасть перед ней на колени. Но я этого не стоит. Тихо говорю ей: – “Спокойной ночи”, – и остаюсь совсем один среди этой ночи. “И я спрашиваю себя:” Неужели? Неужели? “
Неужели я навеки упустил свое счастье? Неужели я сжег волшебный дворец и выпустил царевну?
“Той ночью я узнал новость.
Я люблю Бузю”.