Эссе “Маркиз де Сад, садизм и XX век” Вик. Ерофеева
В эссе “Маркиз де Сад, садизм и XX век” Вик. Ерофеев обращает внимание на связь садизма с некрофилией. В его художественном творчестве осмыслению данного феномена посвящен рассказ “Девушка и смерть”.
В садистских стремлениях всегда обнаруживается элемент разрушительности. Фрейд связывает его с инстинктом смерти, имеющим целью уничтожение жизни, Фромм рассматривает как результат непрожитой жизни: “У жизни своя собственная динамика: человек должен расти, должен проявить себя, должен прожить свою жизнь. По-видимому, если эта
Разрушительность – патологическое средство избавления от ограничений в реализации сексуальных, эмоциональных, интеллектуальных возможностей индивида (либо от внутренней скованности в реализации таких возможностей), от невыносимого чувства бессилия что-либо изменить в своей жизни вообще. Она “нацелена на устранение всех объектов, с которыми индивиду приходится себя сравнивать” [435, с. 155], и существует как иррациональная внутренняя страсть, лишь ждущая повода для
Фромм указывает: “Термин “некрофилия” – то есть любовь к мертвым – употребляют обычно для описания явлений двух типов: 1) сексуальной некрофилии – влечения мужчины к мертвому женскому телу… 2) асексуальной некрофилии – вообще влечения к трупам, стремления быть рядом с ними, смотреть на них, их касаться и в особенности их расчленять.
Некрофилия – случай тяжелой патологии. Она возникает как результат ненормального развития в семье и обществе. Тоталитарная система с ее антиличностным началом, всеохватывающим контролем и запретами (включая моральное табу на наслаждения), парализующим человека страхом, была хорошей почвой для произрастания людей с разрушительными психическими наклонностями вплоть до нек-рофильских.
В рассказе “Девушка и смерть” Вик. Ерофеев показывает, во что может превратиться человек с “непрожитой жизнью”, извращенной направленностью витальной энергии, садистической жаждой реванша.
Герой-рассказчик “Девушки и смерти” предстает как существо заурядное, ничего не имеющее за душой, но с ницшеанскими претензиями. Интересы персонажа весьма специфичны и выдают в нем са-донекрофила. Его тянет туда, где смерть торжествует над жизнью, – в морги и на кладбища; он эмоционально насыщается излучениями распада. “Только Идиот может подумать, что я оттуда выносил кладбищенские, упаднические настроения. Меня охватывала страсть, а не тоска. Я постигал всепроникающий, организационный дар смерти, я научился, подняв воротник, ценить высокую чистоту жанра” (с. 121), – исповедуется герой. Высшее наслаждение испытывает он, сам выступая как организатор садистско-мучительной смерти. Садонекрофил ставит своего рода спектакль-мышеловку: совершает зверское убийство девушки в расчете, что на похороны придет ее подруга – объект сексуальных вожделений. В категориях театрального искусства как свой триумф и описывает он обряд похорон: “Весь мир рыдал, сойдясь на мой спектакль. <…> Я поклонился им всем до земли. В меня полетели цветы и аплодисменты” (с. 129). Герой поистине счастлив, испытывает душевный подъем. Его рассказ о преступлении демонстрирует полную атрофию подлинно человеческих качеств, отражает владеющее им упоение злом.
Автор раскрывает владеющую героем потребность как бы философски обосновать свои патологические склонности, наделить их романтическим ореолом. Отсюда – ссылка на Шопенгауэра и Ницше, с помощью которых садонекрофил хочет придать себе значительность. Культурные знаки “мировая воля” и “воля к жизни”, примеряемые убийцей на себя, оказываются вывернутыми наизнанку, травестируются. Уравнивание понятий из сферы философии и портняжного мастерства привносит в рассуждения героя налет комедийности. Как насмешка воспринимаются заключительные слова исповеди садонекро-фила, цитирующего крылатую фразу из пьесы Горького ” На дне “: “Человек – это звучит гордо” и высказывание Сталина по поводу сказки Горького “Девушка и Смерть”: “Любовь побеждает смерть”.