А. П. Чехов – обличитель мещанства и пошлости
Рассказ ” Ионыч ” А. П. Чехова построен на сопоставлении двух миров – Старцева и Туркиных. В начале рассказа Туркины – это духовно примитивная среда провинциального города, это символ пошлости и шаблонного мышления. Здесь литература сведена до уровня домашнего времяпрепровождения, музыка – до громкого стука по клавишам, театр – до кривлянья лакея.
Старцев же при всей своей прозаичности земского доктора лучше их: он сумел увидеть в Котике что-то особенное, милое, он говорил с ней о литературе, об искусстве, чувствовал смутное
А в конце превращается
Булат Окуджава признанный основоположник авторской песни Успех пришел к Окуджаве потому, что он обращается не к массе, а к личности, не ко всем, а к каждому в отдельности. Предметом поэзии в его мире стала обыденная, повседневная жизнь (“Полной, ный троллейбус”).
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
И боль, что скворчонком стучала в виске,
Стихает, стихает.
Через текст стихотворения проходит развернутая метафора: троллейбус уподобляется кораблю; синий троллейбус (казалось бы, чисто внешняя деталь). Затем упоминается “крушение”: смысловой акцент приходится на человеческие чувства, на страдания разных и незнакомых людей. И уже все пассажиры становятся “матросами”, троллейбус “плывет”, а город сравнивается с рекой. Расширение смысла – главный прием Окуджавы (развернутое сравнение). Особый балладный ритм стихотворения создается за счет усеченной строки и ее повторов.
Окуджава заново открыл Москву, не парадную, а таинственный город, несущий в себе память о простых людях, об их трагических судьбах.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты – мое призвание.
Ты – и радость моя,
И моя беда.
(“Песенка об Арбате”)
Опять расширение смысла. Небольшая улочка – источник размышлений о высших ценностях, истинных идеалах. Идеалах, верность которым не порабощает человека, а наполняет его жизнь духовным содержанием. “Ты, – моя религия”.
Военная тема выражена в песне “Ленька Королев” .
Потому что на войне, хоть и правда стреляют
Не для Леньки сырая земля,
Потому что (виноват), но я Москвы не представляю
Без такого, как он, короля.
Соединение разговорности и напевности.
В песне нет военных сражений, подвигов. “Все мои стихи и песни не столько о войне, сколько против нее”. “До свидания, мальчики!”, “Ах, война, что ж ты сделала, подлая…”. Гуманистические принципы.
Настоящих людей так немного!
Все вы врете, что век их настал.
Посчитайте и честно и строго,
Сколько будет на каждый квартал…
На Россию – одна моя мама,
Только что ж она может одна?
Честное стремление поэта найти духовную опору в советской истории, в романтике военных лет, в оптимистических ожиданиях “отдельной” поры после XX съезда сочеталось в его сознании с трезвым пониманием реальной жизни, с неприятием бездумной “веры в светлое будущее”. Недовольство поэта окружающей действительностью – проявление глубокой духовной жажды. Перед нами художественное преувеличение. “Одна моя мама” – это сказано и с болью, и с тоской, и с самоиронией: автор не включает себя в число “настоящих людей”. Это создает характерный для Окуджавы эффект доверительности.
“Песенка про черного кота”:
Он давно мышей не ловит,
Усмехается в усы,
Ловит нас на честном слове,
На кусочке колбасы.
Оттого-то, знать, невесел дом, в котором мы живем.
Надо б лампочку повесить…
Денег все не соберем.
Аллегорически таинственное обличение “сталинщины”. Он не удостаивает тирана даже названия по имени, для него Сталин – частный случай вечной, всемирной ситуации, когда страх и малодушие людей, когда невежество и темнота возносят к вершине власти заурядное существо. Смысловая суть песни не устарела и сегодня и не устареет никогда. Свои творческие принципы он сформулировал в песне “Живописцы”. “Творчество начинается с предельного приближения к повседневной реальности, погружения в обыденность (“в суету дворов арбатских”). Это приближение диктуется не рассудком, а живым чувством: “…нарисуйте и прилежно и с любовью…” Любовь к жизни в любых ее проявлениях – вот что в первую очередь объединяет художника со всеми людьми. Художники претворяют наши судьбы по-своему, переосмысливая их (“как судьи”). И те люди, для которых творится искусство, часто оказываются непонимающими, “чужими”. Не “они”, а мы “чужие”. Окуджава берет на себя трудную роль посредника между искусством и жизнью, с добродушной ироничностью обещая объяснить, “что непонятно”.
Философская песня “Молитва”. Построена на тонком сочетании веры в справедливость мироустройства и тревожного сомнения в этой справедливости (“как верит солдат убитый, что он проживает в раю”). Повтор “И не забудь про меня”: “Весь человек, вобравший всех людей, он стоит всех, его стоит любой” (Жан-Поль Сартр).
Господи мой Боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится и это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня,
Дай же ты всем понемногу…
И не забудь про меня.
Исторические песни.
Лучшее в нашей истории вечно, оно всегда с нами. “Я пишу исторический роман” . Речь идет не только об исторической прозе – о творчестве вообще. Искусство такая же естественная и полноправная часть жизни, как “роза красная”. И право художника на собственное видение и изображение мира – это природный закон. Искусство не может не быть свободным. Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить… Так природа захотела. Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство. С одной стороны – предельная доброжелательность:
Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
(“Пожелание друзьям”)
С другой – язвительная, изощренная ирония, глубочайший скепсис, сомнение в умственных способностях человечества:
Дураком быть выгодно, да очень не хочется.
Умным очень хочется, да кончится битьем…