Сравнение образа Сильвио с другими героями произведений

Между образом Сильвио и образами Скупого рыцаря и Сальери есть и существенное отличие. В этом убеждает нас вся сцена его второго столкновения с графом. В этом же еще больше утверждают вас те строки, которые Пушкин счел необходимым добавить в самом конце повести к историк главного героя “Выстрела”: “Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражения “ад Скулянами”.

Эта кратчайшая, всего около трех строк, концовка истории Сильвио – едва ли не самый

лаконичный из всех эпилогов, какие только можно себе представить – полна глубокого значения. Не будет преувеличением сказать, что по своему значению в общем движении сюжета повести ока в какой-то мере соответствует значению картины Полтавской битвы в “Полтаве”. Сколь бы незаурядной и глубокой ни предстала нам натура Сильвио из истории столкновения его с графом, сама по себе вся эта история достаточно незначительна и мелка, почти не выходит за рамки тех популярных “необыкновенных” рассказов, которые имели широкое хождение в офицерской среде того времени. Иное дело – эпилог. Сражение под Скулянами,
в котором небольшой, всего около семисот человек, отряд малоопытных в военном деле повстанцев был окружен – прижат со всех сторон к Пруту – регулярной турецкой армией в 15 000 всадников и оказал ей мужественное сопротивление, было одним из самых героических эпизодов греческого восстания 1821 года, произведшим в свое время на Пушкина особенно большое впечатление.

То, что Сильвио нашел применение и исход своим богатым внутренним силам – присоединился к восставшим грекам, которым сочувствовало в то время все передовое человечество, – водиимает его образ на очень большую высоту, придает его героизму совсем новое качество, из героя армейского анекдота делает его героем освободительной борьбы, героем с большой буквы, героем в настоящем смысле этого слова.

В начале повести рассказчик, заурядный, романтически настроенный офицер, считал Сильвио “героем таинственной какой-то повести”, очевидно, в духе столь модных тогда “романов тайн и ужасов” английской писательницы Радклиф. Рассказчик был глубоко разочарован, когда, как ему показалось, Сильвио проявил робость – “не смыл” в крови свою честь, замаранную “разгоряченным вином” офицером. На самом деле история Сильвио оказалась и куда проще, прозаичнее (зависть к более удачливому товарищу) и куда необыкновеннее (своеобразная месть графу).

Но дальше всего Сильвио отходит от романтических героев в стиле Радклиф в концовке повести, героической гибели в сражении под Скулянами, – кстати, явный литературный прообраз будущей гибели тургеневского Рудина на парижских баррикадах во время революции 1848 года. Реальная живая жизнь оказывается – и это один из основных художественных тезисов почти всех “Повестей Белкина” – необыкновеннее, романтичнее “таинственных” литературных выдумок.

Композиция “Выстрела” определена его сюжетом: поединок, дуэль, и притом дуэль необычная. Действительно, через всю повесть проходит двойственное членение: два героя, две части (кстати, ни одна из остальных четырех “Повестей Белкина” на части не разделена); два параллельных рассказа противников друг о друге и о половинах дуэли (см. в тексте упоминания о “двух билетах” при бросании жребия, о “двух пулях, всаженных одна на другую”). Это двойственное членение дало возможность построить обе части повести столь симметрично по отношению друг к другу, как ни в каком, ином пушкинском произведении. В то же время эта симметрия построения не только удовлетворяет эстетическому чувству соразмерности, сообщает повести замечательную архитектурную стройность, но способствует, как мы могли в этом убедиться, и развертыванию сюжета, и, в особенности, глубокому раскрытию характера героев.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Сравнение образа Сильвио с другими героями произведений