Романтическая любовь Лермонтова
Я не могу любовь определить, Но эта страсть сильнейшая! – любить Необходимость мне, и я любил Всем напряжением душевных сил
Эти строки из стихов “1831-го, июня, 11 дня” – словно эпиграф к лирике Лермонтова, лирике “сильнейших страстей” и глубоких страданий. И хотя Лермонтов вступил в русскую поэзию прямым наследником Пушкина, эта вечная тема – тема любви – зазвучала у него совершенно по-иному. ” Пушкин – дневное, Лермонтов – ночное светило нашей поэзии” – писал Д. Мережковский. И воистину, если для Пушкина любовь
Твоей любви; не мне судить, Но ты обманом наградила Мои надежды и мечты, И я скажу, что ты Несправедливо поступила.
Перед нами словно страницы дневника, где запечатлены все оттенки пережитого: от вспыхивающей безумной надежды до Горького разочарования. Лирическому герою суждено остаться одиноким и непонятым, но это лишь усиливает в нем сознание своей избранности, предназначенности для иной, высшей свободы и иного счастья – счастья творить. Завершающее цикл стихотворение – одно из самых прекрасных у поэта – это не только расставание с женщиной, это и освобождение от унижающей и порабощающей страсти:
Ты позабыла; я свободы Для заблуждения не отдам…
Контраст между высоким чувством героя и “коварной изменой” героини в самом строе стиха, насыщенном антитезами, столь характерными для романтической поэзии:
И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней…
Этот типично романтический прием определяет стиль не только одного стихотворения – на контрастах, противопоставлениях построена вся лирика поэта. И рядом с образом “изменившегося ангела” под его пером возникает другой женский образ, возвышенный и идеальный:
Улыбку я твою видал, Она мне сердце восхищала…
Эти стихи посвящены Варваре Лопухиной, любовь к которой не угасла у поэта до конца дней. Пленительный облик этой нежной, одухотворенной женщины предстает перед нами и в живописи, и в поэзии Лермонтова. Но и в стихах, посвященных Варваре Александровне, звучит тот же мотив разлуки, роковой неосуществимости счастья:
Мы случайно сведены судьбою, Мы себя нашли один в другом, И душа сдружилася с душою, Хоть пути не кончить им вдвоем!
Отчего же так трагична судьба любящих? Известно, что Лопухина ответила на чувство Лермонтова, между ними не было непреодолимых преград. Разгадка, наверное, кроется в том, что лермонтовский “роман в стихах” не был зеркальным отражением его жизни. Поэт писал о трагической невозможности счастья в этом жестоком мире, “среди ледяного, среди беспощадного света”. Перед нами опять возникает романтический контраст между высоким идеалом и низкой действительностью, в которой он осуществиться не может. Поэтому Лермонтова так притягивают ситуации, таящие в себе нечто роковое. Это может быть чувство, восставшее против власти “светских цепей”:
Мне грустно, потому что я тебя люблю, И знаю: молодость цветущую твою Не пощадит молвы коварное гоненье.
Это может быть гибельная страсть, изображенная в таких стихотворениях, как “Дары Терека”, “Морская Царевна”. Лермонтовский герой будто бежит от безмятежности, от покоя, за которым для него – сон души, угасание и самого поэтического дара. В основе любовной романтической лирики лежат вполне конкретные факты, от которых отталкивается Лермонтов. Хотя реальные эпизоды даны только намеками, суть их почти всегда вполне ясна. Измена любимой, ее жестокая холодность – все это достаточно общие, но вполне с тем не выдуманные страдания, пережитые самим поэтом. Вот он замечает юное создание “в веселом вихре бала”, но не в силах поддаться очарованию: он “угнетен” “совсем иным, бессмысленным желанием”, перед ним “пролетала тень с насмешкою пустой”, он не может “забыть черты другие”. Лермонтовский герой вовсе не уверен, что люди и даже “родная душа” любимой женщины поймут и оценят его высокие побуждения, ради которых он готов на зло. Если для Пушкина торг не совместим с бескорыстием чувства, любовь с кощунством над ней, то для Лермонтова даже бескорыстная любовь гибельна. Для Лермонтова любовь изначально трагична, в ней совместились зло и добро, жизнь и смерть. Для Лермонтова важна также более сложная коллизия между временной и вечной страстью. “Желанья”, “любовь”, “страсти”, т. е. переживания, в которых герой хотел бы найти себя и таким образом обрести смысл жизни, отвергаются вследствие их временности, конечности:
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?.. Любить… но кого же?.. На время – не стоит труда, А вечно любить невозможно. Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка…
Нет, в поэтическом мире Лермонтова не найти счастливой любви в обычном ее понимании. Душевное родство возникает здесь вне “чего б то ни было земного”, даже вне обычных законов времени и пространства. Вспомним поразительное стихотворение “Сон”. Его даже нельзя отнести к любовной лирике, но именно оно поможет понять, что есть любовь для лермонтовского героя. Для него это прикосновение к вечности, а не путь к земному счастью. Такова любовь в том мире, что зовется поэзией М. Ю. Лермонтова. М. Ю. Лермонтов – продолжатель русской и мировой романтической школы. Он выразитель мощного человеческого духа. Идея слияния свободолюбия с разочарованностью жизнью была ему близка. Любовь ощущалась им как стремление человека слиться с бесконечным, переходящим за пределы жизни.