История создания поэмы “Василий Теркин”
Время сохранило удивительный документ тех лет – дневниковую запись Бертольта Брехта, сделанную в дни разыгравшейся на родине Твардовского трагедии: “И день и ночь на заснеженных полях под Смоленском бушует бой за достоинство человека”1. Как это просто и точно: “за достоинство человека”.
Так случилось, что возвращение к Теркину совпало с внутренней необходимостью написать о том, что вдруг ворвалось в душу, обострило чувство сыновней любви к Родине, и в рабочих тетрадях появляются строки, строфы иного размера, нежели “теркинский”
“Художественное хочется, но не начинаю, потому что нет такого, что бы приспичило, такого, что не могу не писать”, – отметил в дневнике Лев Толстой б декабря 1908 года.
“Такого, чтобы приспичило”, не было и у Твардовского, пока не было, а “к столу” призывно звал Теркин: к читателю исправно приходили новые главы. Лето 1943 года решительно повернуло весь ход войны, оно стало не только летом значительных побед, но оказалось переломным для автора “Теркина”
“Здесь жила несчастная колонна, – написано на белой голландской печи, высоко поверху на уровне второго яруса нар. – Дорогие бойцы, освобождайте нас…”.
Это первая горькая встреча с родной Смоленщиной, встреча – пусть заочная – с теми, кого угнали в плен. Продвигаясь вдоль фронтовых дорог, войска то и дело встречают движущихся им навстречу из немецкого плена девушек и женщин, они идут большими волнами, не веря еще тому, что можно громко говорить, можно отдохнуть, где тебе вздумается, идут жители Смоленщины: всходненские, знаменские, темкин-ские, ярцевские… Они еще не знают, что ждет их в родных местах, как ужасающе выглядят родные пепелища, – война немилосердно расправилась с “родиной малой”, но ощущение свободы придает им силы.
Эти строки встречают всех проезжающих и приезжающих – с мая 1978 года они высечены на мемориальной доске на здании вокзала. Можно представить, что испытал поэт тогда, в те незабываемые сентябрьские дни. Всего каких-то 11 километров… и (наконец!): “Войска Западного фронта, продолжая наступление, успешно форсировали реку Днепр и после упорных боев 25 сентября штурмом овладели областным центром – Смоленск”.
Каким увидел Твардовский город своей юности, мы прочтем в его очерках “На родных пепелищах”, “Год спустя” и поэтическом цикле “В Смоленске” – это было удручающее, горестное зрелище – все порушено, поругано, обезображено.
“Литературное произведение, – пишет Д. С. Лихачев, – распространяется за пределы текста. Оно воспринимается на фоне реальности и в связи с ней. Город и природа, исторические события и реалии быта – все это входит в произведение, без которых оно не может быть правильно воспринято. Реальность – как бы комментарий к произведению, его объяснение”. Но добавим, и произведение написать без всего этого невозможно. События лета – осени 1943 года стали той исторической правдой, которая вернула Твардовского к “песне”, задуманной студеной зимой 1941/42 года.
После освобождения родных мест около трех месяцев редакция “Красноармейской, правды” находилась на станции Колодня, и поэт жил у родных в Смоленске. Тут-то и началась интенсивная работа над поэмой, которую “в себе берег, Про будущее прочил”, а фактически не забывал “весь этот срок” в ожидании “какой-то встречи, вести”. И вот наступило то самое время, когда и встреч и вестей было предостаточно, конец 1943-начало 1944 года полностью отданы им новому произведению. Внимательный читатель заметит, что в публикациях “Теркина” наступил длительный перерыв – вернулся к нему поэт лишь в феврале 1944 года.
6 ноября в газете “Красноармейская правда” появилась “первая ласточка” – отрывок, озаглавленный “Россия” с подзаголовком “Из поэмы”. И лад, и. склад, и, главное, содержание – все говорит о том, что это первоначальное воплощение замысла, возникшего “в года, когда зимой студеной, война стояла у ворот столицы осажденной…”.
Не стану долго задерживать ваше внимание на этом отрывке, не вошедшем в канонический текст поэмы, но ознакомиться с ним все же нужно. Сделать это очень легко: с 1947 года после некоторой правки Твардовский включает его во все сборники как самостоятельное стихотворение – “Огонь”.
Но развивающиеся события еще не давали необходимого материала, чтобы завершить “песню” в начатой тональности.
Поэт не “наступает на горло собственной песне”, а продолжает жить этим замыслом, жить “всеми слоями сознания – и тем, что обозначается собственно сознанием, и теми высшими его состояниями, которые определяются термином “озарение” . Вероятно, некое “озарение” и изменило весь ход повествования.
Каждый талантливый писатель прежде всего сын своего народа и своей эпохи. Ярчайший пример тому все творчество Твардовского. Буквально через месяц после появления первого отрывка “из поэмы” в корне меняется весь ход повествования. Теперь это уже не широкое полотно военных действий, а лирический рассказ о муках простой русской семьи, горестях и бедах, выпавших и на долю воинов, одетых “в справедливую шинель бойца”, их родных и близких.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)