Интерпретация Юрия Карабчиевского

Битов – писатель, остро чувствующий всю смысловую многоплановость языка. Он способен создавать как бы живые человеческие фигуры. Подлинное открытие Битова – образ центрального героя романа “Пушкинский дом” Левы Одоевцева. Лева вполне соответствует тому классическому определению “типического героя в типических обстоятельствах”, над которым так часто иронизирует Битов. Битовский персонаж во всем верен оригиналу, с которого “списан”: это несвободный советский человек, научившийся умещаться в границах дозволенного,

уже их, кажется, и не замечая. Многое в его натуре искажено, побуждает совершать безнравственные поступки. Но совесть не окончательно заглохла в герое. Тема совести главная в романе вообще, в чем выявляет себя тесная связь с традицией русской классической литературы.

Характерная черта повествования – бессобытийность, оформляемая как фабула ощущений, восприятий, пониманий – фабула чувства в широком смысле слова. Вместе с тем писатель расшатывает структуру романа за счет наслаивания на условную художественную плоть мощного автолитературоведения, дереализации воссозданной в нем реальности, что особенно

заметно при чтении второго и третьего разделов. Нарушение границ условности приводит к утрате доверия читателя к прочитанному. Мы взялись читать художественное произведение, даже подзаголовок прочли на титульном листе: “роман”, – и не надо нам каждый раз напоминать, что это не телефонная книга. Этим своим настойчивым напоминанием – того не было, этого не было – автор, против собственного желания, дает неограниченную и такую ненужную нам свободу выбора, и поскольку голод наш в основном уже утолен, то мы и начинаем привередничать, откладывая в сторону куски похуже. В полный ужас приводит приложение к третьему разделу, продолжение повествования и после того, как развязка уже произошла. В противоестественной реанимации повествования и после финала – ошибка Битова.

Хотя Карабчиевский оговаривается, что у такого крупного писателя, как Битов, интересны не только удачи, но и неудачные моменты, чувствуется, что критик не вполне понимает в этот раз столь ценимого им автора. Бросается в глаза, что Карабчиевский отвергает в романе именно то, что выводит “Пушкинский дом” за рамки реализма. С другой стороны, представитель второго поколения русских постмодернистов, Виктор Ерофеев, прочитавший роман Битова впервые еще в издании “Ардиса”, не признает его вполне постмодернистским.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Интерпретация Юрия Карабчиевского