“Грамматика любви” Бунина в кратком изложении

Некто Ивлев ехал однажды в начале июня в дальний край своего уезда. Ехать сначала было приятно: теплый, тусклый день, хорошо накатанная дорога. Затем погода поскучнела, натянуло туч, и когда впереди показалась деревня, Ивлев решил заехать к графу. Старик, пахавший возле деревни сказал, что дома одна молодая графиня, но все-таки заехали.

Графиня была в розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки. Она все разговоры сводила на любовь и, между прочим, рассказала

про своего соседа, помещика Хвощинского, который умер нынешней зимой и, как знал Ивлев еще с детства, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей еще в ранней молодости.

Когда Ивлев поехал дальше, дождь разошелся уже по-настоящему. “Так Хвощинский умер, – думал Ивлев. – Надо непременно заехать, взглянуть на опустевшее святилище таинственной Лушки… Что за человек был этот Хвощинский? Сумасшедший? Или просто ошеломленная душа?” По рассказам стариков-помещиков, Хвощинский когда-то слыл в уезде за редкого умницу. И вдруг свалилась на него эта Лушка – и все пошло прахом: он затворился

в комнате, где жила и умерла Лушка, и больше двадцати лет просидел на ее кровати…

Вечерело, дождь поредел, за лесом показалось Хвощинское. Ивлев глядел на приближающуюся усадьбу, и казалось ему, что жила и умерла Лушка не двадцать лет назад, а чуть ли не во времена незапамятные.

Фасад усадьбы с его маленькими окнами в толстых стенах был необыкновенно скучен. Но огромны были мрачные крыльца, на одном из которых стоял молодой человек в гимназической блузе, черный, с красивыми глазами и очень миловидный, хотя и сплошь веснушчатый.

Чтобы как-то оправдать свой приезд, Ивлев сказал, что хочет посмотреть и, может быть, купить библиотеку покойного барина. Молодой человек, густо покраснев, повел его в дом. “Так он сын знаменитой Лушки!” – подумал Ивлев, оглядывая дом и, исподволь, его хозяина.

На вопросы молодой человек отвечал поспешно, но односложно, от застенчивости, видимо, и от жадности: так страшно он обрадовался возможности задорого продать книги. Через полутемные сени, устланные соломой, он ввел Ивлева в большую и неприветливую переднюю, оклеенную газетами. Затем вошли в холодный зал, занимавший чуть ли не половину всего дома. В божнице, на темном древнем образе в серебряной ризе лежали венчальные свечи. “Батюшка их уже после ее смерти купили, – пробормотал молодой человек, – и даже обручальное кольцо всегда носили…”. Пол в зале весь был устлан сухими пчелами, как и пустая гостиная. Потом они прошли какую-то сумрачную комнату с лежанкой, и молодой человек с большим трудом отпер низенькую дверь. Ивлев увидел каморку в два окна; у одной стены стояла голая койка, у другой – два книжных шкапчика – библиотека.

Престранные книги составляли эту библиотеку! “Заклятое урочище”, “Утренняя звезда и ночные демоны”, “Размышления о таинствах мироздания”, “Чудесное путешествие в волшебный край”, “Новейший сонник” – вот чем питалась одинокая душа затворника, “есть бытие… ни сон оно, ни бденье…”. Солнце выглянуло из-за лиловатых облаков и странно осветило этот бедный приют любви, превратившей целую человеческую жизнь в какое-то экстатическое житие, жизнь, которая могла быть самой обыденной жизнью, не случись загадочной в своем обаянии Лушки…

“Что это?” – спросил Ивлев, наклонясь к средней полке, на которой лежала только одна очень маленькая книжечка, похожая на молитвенник, и стояла потемневшая шкатулка. В шкатулке лежало ожерелье покойной Лушки – снизка дешевеньких голубых шариков. И такое волнение овладело Ивлевым при взгляде на это ожерелье, лежавшее на шее некогда столь любимой женщины, что сердце его бешено забилось. Ивлев осторожно поставил шкатулку на место и взялся за книжечку. Это была прелестно изданная почти сто лет тому назад “Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым”.

“Эту книжку я, к сожалению, не могу продать, – с трудом проговорил молодой человек, – она очень дорогая…” Превозмогая неловкость, Ивлев стал медленно перелистывать “Грамматику”.

Она вся делилась на маленькие главы: “О красоте”, “О сердце”, “Об уме”, “О знаках любовных”… Каждая глава состояла из коротеньких и изящных сентенций, некоторые из которых были деликатно отмечены пером: “Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни. – Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной. – Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки…” Затем шло “изъяснение языка цветов”, и опять кое-что было отмечено. А на чистой страничке в самом конце было мелко, бисерно написано тем же пером четверостишие. Молодой человек вытянул шею и сказал с деланной усмешкой: “Это они сами сочинили…”

Через полчаса Ивлев с облегчением простился с ним. Из всех книг он за дорогую цену купил только эту книжечку. На обратном пути кучер рассказывал, что молодой Хвощинский живет с женой дьякона, но Ивлев не слушал. Он все думал о Лушке, о ее ожерелье, которое оставило в нем сложное чувство, похожее на то, какое испытал он когда-то в одном итальянском городке при взгляде на реликвии одной святой. “Вошла она навсегда в мою жизнь!” – подумал он. И, вынув из кармана “Грамматику любви”, медленно перечитал стихи, написанные на ее последней странице.

Тебе сердца любивших скажут:
“В преданьях сладостных живи!”
И внукам, правнукам покажут
Сию Грамматику Любви.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

“Грамматика любви” Бунина в кратком изложении