Анализ дневниковых записей Бабеля и его рассказов
Сравнение дневниковых записей Бабеля и рассказов, которые из них выросли, показывает, как воплощалось чувство “нераздельности и неслиянности” Бабеля с изображаемой реальностью. В дневнике мы читаем:
“Ужасное событие – разграбление костела, рвут ризы, драгоценные сияющие материи разодраны, на полу, сестра милосердия утащила три тюка, рвут подкладку, свечи забраны, ящики выломаны, буллы выкинуты, деньги забраны, великолепный храм – 200 лет, что он видел (…), сколько графов и хлопов, великолепная итальянская живопись, розовые
Все это вошло в рассказ “Пан Аполек”, по праву считающийся автоманифестом Бабеля. Но подобия, повторения нет. Пан Аполек украсил местный костел и убогие сельские жилища иконами, где в лике святых изобразил окрестных крестьян. Он придал их лицам горделивость и величие. Наивный экспрессионист, он своей
“…Я дал тогда обет следовать примеру пана Аполека”,- говорит рассказчик. Он клятвенно произносит: “И сладость мечтательной злобы, горькое презрение к псам и свиньям человечества, огонь молчаливого и упоительного мщения – я принес их в жертву новому обету”.
Он отвечал на вопрос, который в дни польского похода записал в своем дневнике: “Что такое наш казак?” Давая, казалось, те же, что и раньше, ответы, находя в казаке и “барахольство”, и “революционность”, и “звериную жестокость”, он в “Конармии” все переплавил в одном тигле, и Казаки предстали как исторические типы сознания, как художественные характеры с нерасторжимостью их внутренне сцепленных свойств. Характеры его героев были парадоксальны, границы между их душевными состояниями неуловимы, поступки неожиданны. Бабелю важно было показать бесконечную разнородность действительности, способность человека одновременно быть возвышенным и обыденным, трагическим и героическим, жестоким и добрым, рождающим и убивающим. Бабель мастерски играет переходами, нажимает на разные клавиши, и наша оценка тоже проходит всю шкалу чувств, колеблясь между ужасом и восторгом.
…Дьяков, “бывший цирковой атлет, а ныне начальник конского запаса – краснокожий, седоусый, в черном плаще и с серебряными лампасами вдоль красных шаровар”, эффектно подъезжал к крыльцу, где скопились местные жители, “на огненном англоарабе…” (“Начальник конзапаса”). Но, мгновенно перевернув ситуацию, Бабель дальше показывает, что так, по-цирковому красиво, Дьяков подъезжает… к жалким крестьянам, у которых конармейцы отбирают “рабочую скотину”, отдавая за нее износившихся армейских лошадей.
Крайне просто было бы сказать, что за ярким оперением Дьякова писатель разглядел убогую душу. Но важно другое: как переворачивается ситуация, как меняются местами “высокое” и “низкое”, какое значение получают вариации и оттенки во время этой, казалось бы, игры, как внутренне взаимосвязаны элементы этого зрелищного языка и что обнаруживается на глубине характеров.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)